— Вы ничего не потеряете, это хорошая телка, — сказал Джон Паркер. — Что вы пишете? — спросил он меня.
— О, я собираю факты для газеты на идише. Кроме того, я пытаюсь написать роман, — прихвастнул я.
Он заметил:
— Когда-то я был членом читательского клуба, но мне присылали слишком много книг, а времени читать не было. На ферме ты вечно занят, но я все же получаю «Сатердей ивнинг пост» — у меня целые кипы этой газеты.
— Я знаю, эту газету основал Бенджамин Франклин, — старался я показать свои познания в американской литературе.
— Пойдемте в дом, выпьем.
Появилось семейство Паркера. Его жена, темноволосая, коротко стриженная женщина, показалась мне похожей на итальянку. У нее был мясистый нос и острые черные глаза. Одета она была по-городскому. Мальчик был таким же белокурым, как отец, девочка, как мать, походила на уроженцев Средиземноморья. Появился еще один человек. Должно быть, это был работник. Две собаки выскочили откуда-то и, немного полаяв, стали вилять хвостами и тереться о мои ноги. Сэм и Бесси вновь пытались объяснить причину своего визита, а жена фермера внимательно разглядывала меня, отчасти удивленно, отчасти насмешливо. Она пригласила нас в дом, где вскоре была откупорена бутылка виски, и мы чокнулись. Миссис Паркер говорила:
— Когда я приехала сюда из Нью-Йорка, я так скучала по городу, что чуть не умерла. Но я не телка, и никому не было дела до моих чувств. Мне было так одиноко, что я пыталась писать, хоть я и не писательница. У меня до сих пор где-то валяется несколько тетрадок, но я сама не помню, что в них писала.
Женщина глядела на меня нерешительно и застенчиво. Я уже точно знал, о чем она хочет меня попросить, и сказал:
— Можно мне посмотреть их?
— Зачем? У меня нет литературного дарования. Это что-то вроде дневника. Заметки о пережитом.
— Если вы не возражаете, я бы прочел их не здесь, а на ферме у Сэма.
У женщины загорелись глаза:
— Почему я должна возражать? Но только, пожалуйста, не смейтесь надо мной, когда будете читать мои излияния.
Она отправилась искать свою рукопись, а Джон Паркер выдвинул ящик комода и отсчитал деньги за телку. Мужчины стали торговаться. Сэм предлагал взять на несколько долларов меньше, чем он заплатил. Джон Паркер не хотел и слышать об этом. Я вновь вызвался покрыть разницу, но оба фермера укоризненно посмотрели на меня и сказали, что это их забота. Немного погодя миссис Паркер принесла мне пачку тетрадей в старом коричневом конверте, от которого пахло нафталином. Мы распростились, и я записал номер их телефона. Когда мы шли обратно, солнце уже село и в небе светили звезды. Давно я не видел такого звездного неба. Оно нависало низко — устрашающее и все же торжественно праздничное. Оно напомнило мне праздник Рош Ашана[34]. Я поднялся в свою комнату — и не поверил своим глазам: Сильвия сменила белье на моей постели — простыня побелей, на одеяле ни пятнышка и наволочка почище. Она даже повесила какую-то картинку с ветряной мельницей.
В этот вечер я ужинал вместе с семейством. Бесси и Сильвия задавали мне много вопросов, так что пришлось рассказать им о Доше и о нашей недавней ссоре. Мать с дочерью желали знать причину ссоры, и, когда я рассказал им, обе рассмеялись.
— Нельзя, чтобы из-за такой глупости погибла любовь, — сказала Бесси.
— Боюсь, теперь уже слишком поздно.
— Позвони ей сейчас же, — приказала Бесси.
Я дал номер Сильвии. Она повернула ручку телефона, висевшего на стене. Потом стала так кричать в трубку, как будто женщина на коммутаторе была глухой. Возможно, та и впрямь была глухой. Немного погодя Сильвия сказала:
— Твоя Доша у телефона, — и подмигнула.
Я сказал Доше о моем предприятии и о телке. Доша сказала:
— Это я — телка.
— То есть как?
— Я все время звала тебя.
— Доша, может быть, ты приедешь сюда? В доме есть еще одна комната. Хозяева — добрые люди, я уже чувствую себя здесь как дома.
— Да? Дай мне адрес и телефон. Возможно, я приеду на неделе.
Около десяти часов Сэм и Бесси отправились спать. Они пожелали мне спокойной ночи с веселым предвкушением молодоженов. Сильвия предложила пройтись.