Корова все еще мычала, и, хоть девица только что ответила мне весьма недоброжелательно, я не удержался и спросил:
— Что с коровой?
Женщина подмигнула девице.
— Ей нужен бык.
В этот момент вошел сам фермер, такой же маленький и ширококостный, как и его жена, в заплатанном комбинезоне, в кацавейке, напомнившей мне Польшу, и в шапке, сдвинутой на затылок. На его загорелых щеках росла белая щетина. Нос был весь в прожилках. У него был дряблый двойной подбородок. Он принес с собой запахи навоза, парного молока и только что перекопанной земли. В одной руке он держал лопату, а в другой палку. Его глаза под лохматыми бровями были желтыми. Увидев меня, он спросил:
— По газете, что ли?
— По газете.
— Отчего ж вы не позвонили? Я запряг бы лошадь и встретил вас на бричке.
— Сэм, не морочь голову молодому человеку, — перебила его жена. — У нас нет для него белья, некому готовить, и что такое десять долларов в неделю? Себе дороже.
— Это мое дело, — ответил фермер. — Я давал объявление, а не вы, мне и отвечать. Молодой человек, — возвысил он голос, — я здесь хозяин, а не они. Это мой дом и моя земля. Все, что вы здесь видите, принадлежит мне. Вам бы следовало прислать открытку или позвонить, но раз вы уже здесь — вы желанный гость.
— Простите, но ваша жена и ваша дочь…
Фермер не дал мне докончить.
— Все, что они наговорили, не стоит грязи у меня под ногтями (он продемонстрировал мне руку с перепачканными пальцами). Я буду убирать вашу комнату, стелить постель, готовить еду и обеспечивать вас всем необходимым. Если вам будут приходить письма, я буду привозить их из поселка. Я езжу туда чуть не каждый день.
— Пока что, может быть, вы разрешите мне переночевать здесь сегодня? Я устал с дороги и…
— Будьте как дома. Они и не пикнут. — Фермер указал на домочадцев.
Я уже сообразил, что попал во вздорное семейство, и не собирался становиться жертвой их раздоров. Фермер продолжал:
— Пойдемте, я покажу вашу комнату.
— Сэм, этот молодой человек здесь не останется, — сказала жена.
— Он останется здесь, он будет сыт и доволен, — ответил фермер, — и, если тебе это не по нраву, убирайся обратно на Орчард-стрит вместе со своей дочкой. Паразиты, свиньи, паскуды!
Фермер поставил лопату и палку в угол, схватил мой чемодан и вышел из дома. У моей комнаты был отдельный вход со своей лестницей. Я увидел огромное поле, заросшее сорняками. Возле дома был колодец и нечто вроде сарая, как в польском местечке. Заляпанная грязью лошадь щипала редкую траву. Дальше был коровник, и из него доносился печальный вопль животного, который ни разу не прерывался все это время. Я сказал фермеру:
— Если у вашей коровы течка, отчего не дать ей того, что ей нужно?
— Кто вам сказал, что у нее течка? Это телка, я только что купил ее. Ее взяли из коровника, где было еще тридцать коров, она скучает по ним. Скорее всего, у нее там мать или сестра.
— Я никогда не видел, чтобы животное так тосковало по своим родным.
— Разные бывают животные. Но она успокоится. Не будет же она мычать вечно.
Ступени, ведущие в мою комнату, скрипели. Держаться приходилось за толстую веревку, натянутую вместо перил. В комнате пахло гниющим деревом и жидкостью от клопов. На кровати лежал покрытый пятнами, комковатый матрас, из дыр которого торчали внутренности. Снаружи было не особенно жарко, но в комнате зной немедленно начал отдаваться у меня в висках, я взмок от пота. Ничего, одну ночь я здесь переживу, утешал я себя. Фермер поставил мой чемодан и пошел за бельем. Он принес подушку в рваной наволочке, грубую простыню с ржавыми пятнами и ватное одеяло без пододеяльника. Он сказал:
— Сейчас тепло, но, как только сядет солнце, наступит восхитительная прохлада, а позже вам придется укрыться.
— Не беспокойтесь за меня.
— Вы из Нью-Йорка? — спросил он меня.
— Да, из Нью-Йорка.
— Судя по вашему акценту, вы родом из Польши. Из каких мест?
Я назвал местечко, где родился, и Сэм сообщил мне, что он родом из соседнего местечка. Он сказал:
— На самом деле я не фермер. Это наше второе лето за городом. С тех пор как я приехал из Польши, я был гладильщиком в Нью-Йорке. Я ворочал этим тяжелым утюгом, пока не заработал грыжу. Я всегда мечтал о свежем воздухе и, как говорится, о земле-матушке — о свежих овощах, о свеженьком яичке, зеленой траве. Я стал искать что-нибудь подходящее в газетах и вот наткнулся на фантастически выгодное предложение. Я купил ферму у того же человека, который продал мне телку. Он живет в трех милях отсюда. Прекрасный человек, хоть и гой. Его звать Паркер, Джон Паркер. Он дал мне закладную и все устроил, вот только дом старый и земля завалена камнями. Он и не пытался, Боже упаси, надуть меня. Он мне заранее обо всем рассказал. На то, чтобы убрать камни, потребуется двадцать лет. А я не так уж молод. Мне уже за семьдесят.
— Вы выглядите моложе, — сделал я ему комплимент.