Сын ярла

Дирмунд вопросительно поднял глаза. Бьярни снова оглянулся и вытащил из-за пазухи небольшой предмет в виде золотого молоточка — Мьелнира:

— Случайно не знаешь чей?

Заика присмотрелся. Изящная золотая вещь, украшенная рунами. Похоже, подобная была у Хельги.

— Опять этот Хельги! — злобно ощерился Бьярни. — Так точно его?

— П-п-по крайней мере, очень п-п-похожа, — пожал плечами Заика.

Полные серебристой рыбой лодки покачивались на волнах у причала. По причалу сновали люди, в основном, конечно, с усадьбы Сигурда, но была лодка и из Снольди-Хольма, приплыли за солью. Молодежь весело перекликалась, отгоняя обнаглевших чаек, рабы деловито таскали рыбу в больших плетеных корзинах. Шумел невдалеке радужный водопад, в спокойных водах фьорда отражалось лазоревое небо с медленно двигающимися по нему белыми, как морская пена, облаками.

Хельги с друзьями — Ингви и малышом Снорри — тоже спустился с усадьбы к причалу, якобы сильно интересовало его, где сейчас снуют треска да пикша, на самом-то деле — просто хотелось повидать Сельму. Ну неужели же она не приехала, не воспользовалась такой возможностью? Хотя вполне могла и не приехать, если задержалась в гостях на Ерунд-озере, у тетки своей, Курид. Еще когда вышли из усадьбы, Хельги все выглядывал — не мелькнет ли где светлая коса? И вот наконец увидел. Вернее, сначала услышал.

Сельма сидела на скамейке, перед самым причалом, и что-то со смехом рассказывала сестрице Еффинде. Та громко смеялась.

Когда подошли ближе, Хельги тоже повысил голос. Сельма обернулась — на губах ее на миг заиграла улыбка. Заиграла и тут же погасла. И в самом деле: открыто, при всех, улыбаться кому-то — не очень-то скромно для юной девушки, потом пойдут пересуды, кому улыбнулась, да как, чего и не было придумают, особенно долгими зимними вечерами. Подойдя ближе, Хельги почтительно поздоровался, не сводя глаз с девушки. Та выглядела как истинная красавица — примоднилась в дорогу: синее плиссированное платье из заморской ткани, красно-коричневый сарафан с орнаментом, заколотый двумя бронзовыми застежками-фибулами с причудливым рисунком. К одной из фибул на тонкой цепочке были привешен большой ключ, видимо, от амбара — немалый знак почтения для юной девушки. На висках поблескивали кольца, ожерелье из темного янтаря красиво оттеняло белизну кожи. Для кого нарядилась?

Увидев сына Сигурда, Сельма приветливо кивнула — хотела б, наверное, и поцеловать, да и Хельги не прочь бы был заключить девчонку в объятия — но ведь люди кругом! Что подумают? Даже вдвоем пройтись рядом — и то дело такое, молвой людской осуждаемое, после таких прогулок один выход — сватов засылать, да побыстрее, пока родичи девушки не схватились за колья. А уж чтоб поцеловать… Нет, было и такое, вон хоть не так давно, у кузницы — но там другое дело, там место отдаленное, тихое, безлюдное. Да и ночь на дворе была…

— Смотрите-ка, кто пожаловал! — показывая пальцем на быстро приближающуюся лодку, громко вскрикнул Снорри. — Никак Бьярни Тупой Котелок? И что тут ему понадобилось?

— Здоровья и милости богов всем родичам Сигурда ярла, — вспрыгивая на причал, приветствовал собравшихся Бьярни, тряхнув буйной бородищей цвета ржавого железа. Волосы его спереди были заплетены в две щегольские косички, зеленая туника перепоясана золоченым поясом, на плечах — ярко-красный дорогой плащ, заколотый серебряной фибулой с изображением лани.

— И ты будь здоров, славный Бьярни, сын Альва, сына Эйрика, — так же почтительно ответила Еффинда. Подойдя ближе, Бьярни неуклюже поклонился и шмыгнул носом: видно, жалел, что к Еффинде уже успел посвататься Рюрик Ютландец, молодой и удачливый конунг.

— Наш кнорр уходит завтра поутру в Скирингсаль, — пояснил Бьярни. — Вот я и заехал спросить — не нужно ли чего Сигурду, или хозяйке Гудрун… или тебе, прекрасная Еффинда?

Еффинда засмеялась. Улыбнулась и Сельма. Бьярни повернулся к Хельги.

— Говорят, некоторые шастают ночами по чужим коровникам, — сплюнув, произнес он таким тоном, за которым неизбежно следует хорошая драка.

Хельги вздрогнул и покраснел. Этого, похоже, и добивается Бьярни — драки, — за тем и приплыл. Ждет, подлый нидинг, когда Хельги не выдержит.

— Если б я пришел в коровник раньше — ух, и не поздоровилось бы кой-кому, клянусь Тором, — продолжал насмехаться Бьярни. — Да так и будет, клянусь!

Все на причале замолкли и смотрели на Хельги — как поведет себя сын Сигурда ярла? Кинется на обидчика — и тем самым нарушит обычай гостеприимства? Или смолчит, спустит обиду?

«…молчать
ты не должен в ответ —
трусом сочтут
иль навету поверят», —

вспомнил Хельги слова Велунда. И ответил примерно так же, холодно улыбаясь:

— Бьярни,
Клятв не давай
Заведомо ложных,
Злые побеги
У лживых обетов.

Бьярни осекся. Как-то неправильно повел себя сын Сигурда ярла. Не бросился сразу в драку, не оскорбил… но и не смолчал, не снес обиду. Надо бы ему тоже ответить…