Сыграй со мной в любовь

- Это Эйнауди, Experience, да? – Егор тоже подходит ближе.

- Да, правильно. Людовико Эйнауди, современный итальянский композитор, я его очень люблю. Конечно, эту вещь просто неповторимо играет оркестр.

- Там невероятная партия скрипки. И эти барабаны…

- Он пишет, что его вдохновлял Вивальди, это, конечно, заметно…

- Да, есть немного. Я, кстати, был на концерте.

- Вы видели Эйнауди? – Лика смотрит на Егора так, словно он видел живого Моцарта.

- Да, мне повезло.

- Как я вам завидую. А я вот не попала…

- Значит, еще попадете, обязательно.

- Я обещаю, дорогая, - беру её за руку, целую узкую ладошку с длинными пальчиками…

Мне правда хочется исполнять все её заветные желания. И сделать так, чтобы она забыла сегодняшнее утро.

Лика играет еще, тот самый Циммер, который звучал в тот вечер в коттедже, вспоминаю фамилию, вспоминаю вечер – да уж, Александровский, отличился ты тогда! Чёрт, сам смущаюсь… А Лика на меня смотрит с улыбкой – тоже вспомнила ведь, зараза мелкая…

Потом классика – Моцарт, Шопен, Массне.

Почему я сам раньше не просил её играть мне? Это ведь что-то невероятное! Теперь точно буду.

Гости уезжают поздним вечером, бабушка с дедушкой приглашают Полину поехать к ним в гости, и моя дочь неожиданно для меня соглашается.

- Пушинка, ты не устала?

- Папочка, ну я давно же не была у бабули с дедулей? Они скучают! А ты… у тебя тепе-ррь есть Лика, ты скучать не будешь!

Дочь произносит последние слова громко. Слышат все. Лика дико краснеет.

А я понимаю, что точно не буду скучать. Определенно.

Мы остаемся совсем одни.

Одни в большом доме.

Глава 24

- Ч-чаю хочешь? – руки дрожат, ставлю небольшой изящный заварочный чайник на стол, в глаза ему не смотрю, потому что…

Не знаю, не могу. Почему-то, когда все уехали я испугалась.

Испугалась того, что будет. Я ведь знаю, что будет?

- Хочу. Всё хочу.

Сильные руки обвивают мою талию, он притягивает меня к себе, вжимая, впечатывая, чтобы я поняла, что именно он хочет и как. Губы горячие на моей шее, он любит целовать там, где позвонки, где линия роста волос с тоненькими вьющимися колечками.

- Лика…

- Алексей… я… Давай попьем чаю…

- Давай. Тебе помочь? – при этом он меня не отпускает, продолжает держать так крепко!

- Нет, я… сама. Чай готов, торт остался, очень вкусный…

- Вкусная тут ты, такая нежная…

Его лицо зарывается в мои волосы, вдыхает аромат, мне это нравится, очень нравится! И я… я почти забываю, что он женат.

Это ведь на самом деле ничего не значит? Он ведь с ней не живёт? Полинка её даже не знает! И сама эта… Инна… Она ведь приехала сегодня, в день рождения своей единственной дочери! И даже не подошла к девочке! Не обняла, не поцеловала, не поздравила…

Непроизвольно всхлипываю, так сильно мне жаль Пушинку.

- Что ты, маленькая?

- Просто… Скажи, а Полина… она не спрашивает о настоящей маме?

- Нет.

- Почему?

- Ну…

- Она ведь не думает, что её мама умерла?

Он отпускает меня, поворачивает к себе, смотрит внимательно…

- Наверное, проще было бы если бы думала. Она знает, что мама уехала, потому что ей нужно работать. И всё. Странно, у Инны нет материнского инстинкта, а Полина… у Полины видимо нет потребности в такой мамаше.

Действительно, это странно. Ведь Полина хочет, чтобы я была её мамой? Значит мама ей нужна?

- Давай возьмем чай, торт, что там ты еще хотела, и пойдем на террасу? Тепло, и вид красивый, и даже комаров нет…

- Пойдем, - улыбаюсь, хотя в этот момент думаю, что, наверное, зря оттягиваю момент. Мне хочется быть с ним. Я знаю, что ему это нужно. И мне… Мне тоже.

Мне очень хочется, чтобы это произошло. Сейчас и с ним.

От чашек поднимается тоненький невесомый пар, я смотрю на вид, открывающийся с террасы – дом стоит на небольшом возвышении – вниз спускается долина, и тут и там небольшие островки деревьев, впереди лес, где-то там река, от неё ползет белесый туман. Тихо, тихо… только слышны нежные трели птиц – соловьи уже свое отпели, эстафету приняли другие пернатые вокалисты.

Мне всегда нравилось, как поют птицы, и в музыке нравилось, когда композиторы пытаются передать настроение инструментами, схожими с птичьими голосами. Или мне так казалось, что они похожи. Я даже в училище делала большую научную работу, посвященную этой теме. Мелодия как отражение окружающей нас природы. И у Моцарта есть такие произведения, и у Вивальди, и у Баха, и у Грига…

- О чем думаешь, клубника?

- О музыке, и о птицах…

- Да? – в его голосе такое неподдельное разочарование, что мне становится смешно. Хмыкаю в кулачок, потом, не удержавшись, начинаю смеяться. – Что? Ох, клубника! По-хорошему, наказать бы тебя за все твои выкрутасы!

- Ого! – искренне изумлена, - Мои выкрутасы? Мои? Ну знаете, Алексей Николаевич!

- Вот, вот! И за Николаевича! Нашлепать по попе!

- Только попробуйте! Меня никто никогда не бил!

- Это заметно. Никакого воспитания и уважения к старшим!

- Что? Это у меня нет воспитания!

- Нет! Напрашиваешься, клубника! Ох, напрашиваешься?

- Ах так? – вскакиваю со ступенек, на которых мы сидим, - догони сначала, потом будешь воспитывать!