А вот я сам, кажется, был пьян нашими странными отношениями, потому что не хотел уничтожить Вика за причинённые неудобства. Единственный шум, который слышал – это стук крови в висках, а картина, что видел – лишь его лицо: помутневшие карие глаза, плотно сжатые губы, аристократически тонкий нос и пряди влажных мелированных волос, на которых играли блики солнца.
И да, когда Вик начал двигаться, я кричал от боли, цепляясь пальцами за его обнажённые плечи, оставляя на них, наверное, глубокие отметины, продирая ногтями кожу до крови. Но оказалось, и от боли можно получать извращённое удовольствие, особенно когда она постепенно отходит на задний план, сильные руки продолжают ласкать твоё тело, и губы всё так же увлечённо и жарко целуют, а кожа касается опаляющей кожи партнёра. Или всё же противника?
Честно говоря, ответ на вопрос найти было невозможно. Не сейчас. И когда оргазм всё же накрыл меня, подпитываясь нашей с Самойловым химией, он был таким сильным, что у меня на секунду перехватило дыхание, а остановившееся сердце не желало снова биться. Это действительно было нечто…
Но страсть постепенно уходила, вытесняя наполняющий тело жар. С каждой секундой становилось всё холоднее, и саднящая боль возвращалась резкими толчками.
Нет, я не жалел. За последние месяцы слишком привык идти на поводу собственной ярости, которая замещалась более мирным образом – страстью. Однако здесь была не только она, не только…
К счастью Вик лишь в странном порыве нежности потёрся носом о моё плечо, а после соскользнул с кровати и принялся одеваться.
– Знаешь, я всё же найду какую-нибудь киношку, – заметил он, разрывая тишину и посылая мне открытую улыбку, от которой сердце судорожно сжалось.
Да, я не жалел. Совершенно. И, наверное, не пожалею когда-нибудь повторить, так легко приняв навеянное химией вожделение, жажду получить в собственное пользование одного старого врага.
Но что-то меня во всём этом пугало. Кое-что, чего не должно бы было быть.
Нежность?
Мы сидели, смотрели по телеку какую-то комедию и ели мороженое из большой банки. Я – с ногами забравшись на кровать и закутавшись в покрывало, Вик – сидя рядом на полу, лишь откинув голову на мягкий матрас.
Самойлов улыбался и был по-домашнему тёплым, каким-то нежным и уютным, как и его волосы, разметавшиеся сейчас по простыне. Я мог спокойно коснуться их рукой, зарыться пальцами, наслаждаясь ощущением – просто расслабиться и утонуть в этом нереальном дне, с головой погрузившись во впечатления и непонятную обволакивающую нежность. Но вместо этого лишь крутил в руках вилку, не позволяя себе совершить желаемого.
Мороженое было вкусным, а комедия – весьма забавной, а мне всё больше хотелось забыть о дурацкой вилке и всё-таки, схватив верного врага за волосы, впиться тому поцелуем в губы. Что меня останавливало? А то, что сейчас никакой химии не могло быть по определению, ведь мы только что выплеснули все эмоции, избавились от злости и ненависти, конвертируемых в страсть… почему же тогда я продолжаю желать поцелуев и прикосновений, а Вик улыбается так тепло, что сердце щемит?
Так и не придумав ответ, активней налёг на мороженое в попытке убить двух зайцев: заесть это глупое желание коснуться Самойлова и избавиться от не самого приятного ощущения после наших экспериментов. Чёрт, задницу реально саднило, и поясница зверски болела, впрочем, как-то странно… словно вновь вернулся в танцевальную студию, откуда с какого-то перепугу сбежал лет в шестнадцать, и попал под горячую руку хореографа. Нет, меня там не били, конечно, просто заставляли активно тянуться, чтобы "всё тело идеально двигалось". Вот и нынче, кажется, слишком "идеально" тело двигалось некоторое время назад…
– Ещё фильмец? – спросил Вик, когда предыдущая картина закончилась, а банка с мороженым моими силами практически опустела.
Он вроде бы был совершенно обычным, всё таким же мелированным и кареглазым, но одного взгляда на лицо верного врага, на его приоткрытые губы и блестящие очи хватило, чтобы принять решение.
– Не, я пойду, пожалуй. А то готовиться ещё к завтрашнему семинару, – ответил, усмехнувшись.
Конечно, покривил душой – к паре всё давно уже было готово, – но меня вновь охватило это странное чувство неестественности происходящего. Словно всё не наяву, а во сне, где мы с Виком не просто враги, а… кто мы?
– Подвезти? – поинтересовался Самойлов, поднимаясь с пола и начиная собираться на улицу – самостоятельно отвечая на свой же вопрос.
Словно мы парочка – вот он ответ. Я сглотнул, отводя от Вика взгляд, и отрицательно покачал головой.
– Нет, хочу прогуляться.
– Уверен? – он так и замер, наполовину натянув куртку. – Здесь далеко, а на улице не май месяц.
– Уверен. Я люблю такую погоду, – улыбнулся в ответ.
Вик цыкнул недовольно, но куртку всё же стянул, а вместе с ней и арафатку, которую уже успел тщательно обмотать вокруг шеи. Он прошёлся по комнате, словно бы не зная, что делать дальше, и заявил:
– Восемнадцатая маршрутка.
– Я знаю.