Сыграем во вражду

Хотелось расслабиться и прогнуться под таким напором, но я не желал отставать. Поцелуй приобретал характер, становился всё более неистовым – вечное противостояние, словно борьба воды и огня. Впрочем, чем дальше мы заходили, тем отчётливее приходило понимание, кто именно был водой. Вода всегда прогибается, именно она должна будет сделать первый шаг, чтобы борьба переросла в нечто большее, чтобы химия окончательно заполучила власть над разумом.

Я улыбнулся сквозь поцелуй и слегка подтолкнул Вика, тот, получив ощутимый удар спинкой кровати под коленки, не смог удержать равновесия и грохнулся прямо на мягкое тёмное покрывало, увлекая следом и меня. Жалкая пара секунд, взгляд глаза в глаза.

– Уверен? – спрашивает Вик, облизывая губы.

Не утерпев, коротко касаюсь их и вновь отстраняюсь, хрипло шепча в ответ:

– Более чем.

И в следующее мгновение ощущаю, как чужие руки легко подхватывают меня, опрокидывая на кровать. Нежный ворс покрывала касается спины, и от контраста этого невероятного наслаждения хочется взвыть. Грубые пальцы Вика всё ещё сжимают предплечья, парень навис надо мной, сверля лицо взглядом, словно бы выискивая ответ на какой-то вопрос. Интересно, важный ли?

– Ну? – хмурюсь, потому что заминка напрягает. Прилившая к члену кровь мешает думать, взгляд автоматически цепляется за раскрасневшиеся и припухшие от поцелуев губы.

– Корнеев… – шепчет Вик, убирая с моего лба прядь растрепавшейся чёлки.

В голосе его слышатся какие-то странные, совершенно незнакомые нотки, от которых сердце сжимается, замирая, а потом начинает биться пуще прежнего. Я рвано выдыхаю, поднимаю руку, провожу кончиками пальцев по щеке верного врага. Он словно хищник, замерший для очередного удара, красивый и опасный, в глазах шальной блеск, ресницы трепещут от напряжения, но губы расслаблены в ожидании поцелуя. И я дарую его, обхватывая шею Самойлова руками и заставляя чуть склониться – подчиниться оппоненту и его решению.

Когда мы отрываемся друг от друга, ремень моих брюк уже расстёгнут. Вик кидает вопросительный взгляд, я раздражённо киваю, пытаясь самостоятельно избавиться от лишней одежды, чем вызываю лёгкую улыбку и властные руки на бёдрах. Разгорячённая кожа наконец-то чувствует приятную прохладу воздуха, освобождаясь от стягивающей тело ткани, и в сочетании с нежными губами на груди это кажется просто божественным. Вик спускается ниже, зубы легонько сжимают сосок, заставляя меня вздрогнуть от боли и наслаждения, а после язык осторожно зализывает несуществующие страдания, волнуя и возбуждая. Хотя куда уж сильнее?

Но нет, оказалось, что может быть куда сильнее! Когда рука Самойлова, проникнув под резинку трусов, сжимает мой член, с губ вновь срывается стон, сдержать который просто нереально. Тело сперва наполняется раскалённой лавой, а после остывает… и так вновь и вновь. Его губы и руки везде – и всё же окончательно приходится признать: да, сегодня и здесь вода Я, потому что просто не могу не прогнуться. И готов пойти до конца, чтобы понять, чтобы найти ответ на один единственный вопрос: почему химия выбрала именно нас?

Не замечаю даже, когда Вик успевает стянуть с меня боксеры, а с себя – джинсы. Я, привыкший всегда лидировать, сейчас лишь тяжело дышал и хрипло сыпал проклятиями, когда Самойлов отстранялся. Хотелось ощущать его тело, губы, руки, его дикое возбуждение, которое, казалось бы, пропитало сам воздух в комнате. Это всё не было реальностью, будто некий странный сон, от которого не хотелось просыпаться.

И Вик внял моим невысказанным мольбам. Нависнув над разгорячённым телом, смотря уверенно и серьёзно… он всё же не решился ничего сказать, лишь шумно сглотнул, в который раз целуя губы, и слегка нажал ладонями на бёдра, заставляя шире раздвинуть ноги.

Я примерно понимал, что будет, когда ухо опалило чужое дыхание, и верный враг еле слышно прошептал:

– Будет больно.

Но сперва боли не было. Были жаркие поцелуи, дискомфорт и прохлада. Странные ощущения, некое своеобразное продолжение нашего помешательства, которое обязано было произойти, достигнуть своего апогея и… закончиться? Пожалуй. Или, может, перейти на новый уровень? В тот момент я ничего не знал точно, совершенно ничего.

Боль же пришла позже, когда пальцев стало больше, и после, когда они сменились каменным возбуждением Вика. Впрочем, она не была такой уж нетерпимой и затмевалась пониманием и признанием чужой выдержки: Самойлов ждал, останавливался, давая мне привыкнуть, практически заботился и волновался, хоть не высказывал этого вслух. И слава Богу, иначе бы я его прибил прямо в постели.

Он думал не о себе – и от этого становилось страшно и одновременно приятно. Что-то шло не так, где-то был огромнейший просчёт. Химия не могла вынудить думать о партнёре, химия просто требовала полной отдачи. Но затуманенные глаза Вика всё же смотрели прямо мне в лицо, когда он замер, позволяя привыкнуть. Зубы были крепко сцеплены, дыхание казалось рваным и каким-то нечеловеческим.