Самойлов тяжело дышит, у него не получается расслабиться рядом со мной, опять совершившим ошибку. Грудь парня часто вздымается, в руках Вик всё ещё комкает поданное мной полотенце – и от резких движений пальцев под кожей играют мышцы. Сильный… сокрушительно, сминающе. Хищный… словно зверь, привыкший полагаться только на себя, умеющий поймать дичь.
Последней в голову пробирается мысль, которую я недавно уже упорно старался отмести. Красивый. Тонко и резко, по-мужски. Прямой нос, напряжённые скулы, чуть приоткрытые губы – с виду жёсткие и сухие, но… я ведь прекрасно помню, насколько они мягкие, пусть и властные.
И, наверное, если бы не эта дурацкая мысль, я смог бы избавиться от наваждения, успеть отступить, пока не стало слишком поздно. Счёт шёл на секунды, воздух накалялся, эмоциям необходимо было получить разрядку, а я просто залип, не сделав вовремя всего лишь единственный шаг назад.
А Самойлов сделал, но не назад – вперёд. Я даже не заметил, как Вик приблизился почти вплотную и ухватил своего "соперника" за ворот кофты, целуя меня со всей страстью, которая требовала выхода, неважно, в драке или… так. Просто её было слишком много, а мы, словно наркоманы, упивались получаемыми ощущениями: бешеным биением сердец, ноющими пальцами, будто от крепкого удара, резким всплеском адреналина, дрожью, охватывающей тело, – всем.
Это была химия! Иной вариант вражды, своеобразная замена. Самойлов выпускал накопившееся напряжение, я сходил с ума от силы парня, чувствуя практически физическую ярость. Мы ни за что бы не решились на такое в здравом уме, но… кто сказал обратное? Мы – два свихнутых извращенца, которым нравилось происходящее, пусть и лишь в моменты помутнения.
Губы уже горели от поцелуев, но теперь и этого было мало. Руки Вика больше не цеплялись за ткань кофты, они лежали на моей спине, крепко прижимая "жертву" к телу "хищника", ласкали, пробравшись под одежду, вызывая новые волны мурашек. Я тоже вскинул руки, непроизвольно обвивая ими шею Самойлова, запуская пальцы в мелированные волосы, оказавшиеся такими мягкими и приятными на ощупь. Это было правильно, просто необходимо. И почему только раньше я так ненавидел причёску Вика?
Но происходящее… не объятия – сплетение. Словно встретились в битве две змеи, в любое мгновение готовые укусить другую за хвост. Жаркое касание тел, умопомрачительный запах кожи…
А когда воздуха перестало хватать, мы всё равно не оторвались друг от друга. Губы Вика скользнули ниже, лаская мою шею, одновременно приятно и до боли прикусывая кожу. Стон, сорвавшийся с губ, был невольным, нежеланным, но удержать его попросту не удалось. А Самойлов хохотал, веселился, будто мог ещё нормально соображать, воздух тихонько вибрировал от его смеха – и это злило. Но вместе с тем… возбуждало?
О да, именно так! Я хотел быть ближе, тащился от властности, от этих животных повадок Самойлова, и Вик, походу, тоже. Потому что можно было почувствовать его возбуждение, безудержное желание, от которого сводило скулы, а в ногах появлялась слабость. И это именно я не выдержал первым: коснулся пальцами напряжённой плоти Вика через тонкую ткань трусов, срывая с губ всегда такого сурового и никогда не сдающегося парня тихий стон. Он звучал словно музыка, ведь Самойлов наконец-то оказался в моей власти. Хоть на мгновение, на короткий страстный порыв.
А потом ткань уже кажется такой глупой преградой, приходится оттянуть резинку, освобождая возбуждённый член и проводя по тонкой коже самыми кончиками пальцев. И мне это почему-то нравится: ощущать под рукой пульсирующие вены, ласкать жаждущую прикосновений плоть, слышать рваное тяжёлое дыхание партнёра. Возможно, главной причиной был именно Самойлов. Эти затуманенные ореховые глаза, полуприкрытые подрагивающими ресницами, прикушенная почти до крови нижняя губа, низкие стоны, будоражащие душу.
Сейчас он был моим. Воистину! Первый раз за время, что мы знакомы, Вик так легко поддался своему врагу. Ему это тоже приносило удовольствие…
Очередной гортанный стон потонул в глубоком поцелуе. Безумно хотелось чувствовать на вкус губы парня, всего его в данный момент. Мечта главенствовать прокралась в сознание даже в минуты страсти. Только вот мне не дали её окончательно исполнить – теперь уже Самойлов удивлял, переместив одну руку мне на ягодицы, а второй легко расстегнув молнию джинсов.
И уже общие вздохи тонули в поцелуях, и горячая кровь сжигала тело, и наслаждение… оно, казалось бы, было везде: в каждой клеточке, во взглядах, в душном воздухе, в котором мы увязли. Плоть к плоти, пальцы касаются чужих – это одновременно нежно и жестоко, удивительно в своей неправильности. И в необходимости.
Волна оргазма, прошедшая по телу Вика, отдалась и в моем. Наша сперма смешивалась, пачкая ладони, завершая моменты наслаждения. На смену дикому жару пришло ощущение холода – сквозняк тянул из приоткрытой форточки; слабость давила на плечи, в голове постепенно прояснялось.