Сыч – птица ночная

На улице царила псевдорожцественская благодать: косматые тучи, весь день копившие энергию, щедро швыряли на землю пригоршни мягких крупных снежинок. Я остановился в переулке и постоял немного, запрокинув лицо навстречу пушистым кристалликам, быстро таявшим на разгоряченной коже, закрыв глаза, стараясь ни о чем не думать.

«Снег падает на кровь, белые иголочки…» – загнусил вдруг в голове невесть откуда взявшийся паразитический астральный контур. Крепко стиснув зубы, я стукнул себя ладонью по голове, ругнулся зло. Какая кровь? Почему снег – на кровь? В доме кровь – снег не может падать на нее, он на улице… Хотя нет – во дворе тоже труп лежит. Как быстро я о чем забыл!

В моем сознании сейчас крепко сидел один лишь Ахмед – убиенный мною горский воин, с которым я мирно беседовал перед тем, как отправить его в царство теней. Хорошо воевать на расстоянии: вспышка в ночи, свист вражьей пули – значит, пронесло, повезло на этот раз! Примерился по вспышке и пошел нащупывать короткими очередями, непрерывно перемещаясь после каждого нажатия на спусковой крючок. А утром там найдут окоченевший труп с пулевыми пробоинами и скажут тебе об этом. Ты в ежедневном донесении поставишь галочку и выбросишь это из головы – война… Или так: крадешься по «зеленке», пристально глядя под ноги, поднимаешь в какой-то момент глаза и видишь в кустах идущего навстречу тебе «духа». Полоснул навскидку, ушел кульбитом в сторону, изготовился, поводя стволом в ту сторону, дрожа пальцем напряженным на спусковом крючке… А он не встает – готов. Подошел, перевернул на живот, зафиксировал отсутствие пульса, поскакал дальше. И он не будет сниться тебе – безликий воин зла, один из многих, убитых тобой на этой войне.

Да, хорошо воевать на расстоянии… Или это я старею, сентиментальным становлюсь? Надо быстрее втягиваться – год отсутствия регулярной практики скверно сказывается на психике. Этак недолго и до цветных глюков, прорывающихся из самых страшных глубин подсознания и ласкающих тебя скользкими противными языками в череде бессонных ночей…

– Я думал, тебя там похоронили, – недовольно проскрипел Поликарпыч, когда я присоединился к нему. – Чего так долго?

– Старого знакомого встретил, – рассеянно ответил я, укладывая футляр с АС и автомат с подствольником на заднее сиденье. – Поболтали…

– Ты их уложил? – возбужденно поинтересовался Поликарпыч, заводя машину и косясь на заднее сиденье. – Это их стволы? Один мне, да?

– Много вопросов, Валера, – тихо сказал я. – Поехали побыстрее: если им втемяшится в голову стартовать раньше, чем обычно, нашу колею не успеет занести. Тогда все старания насмарку. А нам еще на силикатный надо заскочить – крюк как минимум минут на сорок. И помолчи немного, я тебя прошу.

– Ладно, – неожиданно покладисто согласился Поликарпыч, трогая машину с места. – Только зря ты волнуешься – смотри, какой снег! Да через полчаса… Все, все – уже молчу…

На силикатный мы заскакивать не стали – я не пожелал тратить время, придумав кое-что получше. Недалеко от Сухой Балки остановились на десять минут у кленовой рощи, и я наспех пристрелял оружие. Поликарпыч выступал в качестве ассистента: сначала смотрел со стороны, нет ли пламени при выстреле, и слушал, затем бегал считать пробоины в стволе облюбованного мной сухостоя.

АС работал идеально: светозвуковое сопровождение стрельбы отсутствовало. Прицел был выверен до миллиметра: пули ложились точно в то место, куда я целился. Единственный нюанс: сетка прицеливания на ПСО подсвечивалась до того скромно, что была еле видна – приходилось долго приноравливаться, чтобы совместить едва заметные риски с целью. Я поменял аккумулятор на запасной – тот же эффект. Вывод: снайпер подгонял прицел под себя, чтобы обеспечить наиболее удобные условия для стрельбы. Вспомнил вдруг своего боевого брата Лося – тот тоже уменьшал подсветку сетки до максимума, чтобы обеспечить четкий обзор сектора стрельбы (яркая подсветка слегка слепит стрелка, ретуширует контуры цели, порой позволяет целиться лишь по силуэту). Да, оружие Лося всегда было чуточку нестандартным, – и вообще он сам был нестандартным – никто из моих знакомых не мог стрелять так, как он. Вспомнил о боевом брате, и опять теплое чувство ностальгической грусти захлестнуло мою легко ранимую душу. А ведь я его всегда недолюбливал: казался он мне похожим на бездушного робота смерти, который получал профессиональное удовлетворение от умерщвления себе подобных! Нет, я действительно становлюсь с возрастом сентиментальным – если повезет прожить еще лет пять, наверняка превращусь в этакого меланхолического плаксу и буду заливаться слезами по малейшему поводу и без оного!