Сыч – птица ночная

Итак, во вторник я, следуя указанию полковника, в очередной раз звонил Элен. Обычно я делал это следующим образом: выходил средь бела дня из «Нивы», что стояла возле воинской части, гулял пару кварталов до ближайшей телефонной будки и несколько раз наворачивал номер, чтобы послушать голос своей бывшей подружки, записанный на автоответчик. Субботу-воскресенье я эту будку не посещал, опасаясь напороться на все того же вредоносного профессора Вовсителье, в понедельник был женский праздник, а в первый рабочий день недели меня ожидал стандартный городской сюрприз. Какие-то вандалы с мясом выдрали телефонную трубку и обгадили всю внутренность будки жидкими экскрементами. От души пожелав этим мерзким созданьям мучительной смерти, я обошел еще два квартала, но действующего таксофона так и не обнаружил – похоже, тут орудовала целая банда каких-то гаденышей.

Вернувшись к воинской части, я заметил у расположенного неподалеку от КПП жилого дома праздно сидящую старушенцию, которая лузгала семечки и слушала портативный радиоприемник. Не питая особых надежд, поинтересовался, откуда здесь можно позвонить.

– Два рубля, – живо отреагировала бабуся. – И звони сколько влезет. Только, значит, не по межгороду! Я буду рядом, посмотрю.

Оказалось, что сия бабушенция и является счастливой обладательницей телефона. Она препроводила меня в свою квартиру на первом этаже, поставила табурет возле телефона в прихожей и уселась напротив на стуле, несмотря на то что я клятвенно обещал по межгороду не звонить ни в коем случае.

Набрав первую цифру номера Элен, я смешался и даже выдернул палец из кружка: трубка очень качественно донесла до моих ушей витиеватые обороты ненормативной лексики, промеж которых очень скупо проскакивали обычные словеса обиходного характера. Речь шла о каком-то контейнере, который кто-то очень нехороший не встретил в положенное время, и о глобальных последствиях, долженствующих обязательно обрушиться на какой-то там к известной матери коллектив. Теперь, как следовало из монолога, автора витиеватостей за контейнер будут активно и многосторонне подвергать интиму какие-то солидные, но недобрые, люди. А нехорошему, что не встретил, пророчили тот же самый интим, только в более изощренных формах – детали сознательно опускаю, потому как мне будет перед вами неудобно, возьмись я перечислять такие сложные пируэты.

– У вас что – параллельный с кем-то? – поинтересовался я у хозяйки, отнимая трубку от уха. – Слышно, как будто в соседней комнате сидит.

– А ну дай! – Бабуся схватила трубку, несколько секунд послушала и вернула ее мне, ощерясь в железнозубой улыбке:

– Это зампотыл Андрюха начпроду Тимохе домой звонит. Ты перегоди пару минут, потом перезвонишь – горластый он дюже.

– Не понял?! – удивился я. – У вас с воинской частью одна линия?

– У нас телефонные кабеля в одном пучке, – компетентно пояснила бабуся. – В смысле нашего дома, части и обоих автопредприятий – всех кабеля в одном пучке, на один распределительный шкаф выходят. Кабель старый, менять его некому. Вот, значит, и землит.

– Чего делает? – не понял я. – Землит?

– Ну, в смысле на землю пробивает, – хитро подмигнула бабка, отчего-то радуясь моей непонятливости. – А потому – сквозной пробой на всех нитках. Двойку крутанул и слушай всех подряд – соседа сверху, мастера с автопредприятия, командира части – да кого хочешь!

– А откуда у вас такие специфические познания? – поневоле заинтересовался я. – «Пробой», «землит» и все такое прочее?

– Так я на войне телефонисткой была, – горделиво подбоченилась бабка. – Четыре года с коммутатором таскалась, связь тянула. Провода перетягала – всю Европу опутать можно. Ну, в бункер рейхсканцелярии не ходила связь налаживать – врать не буду. Но много всякого было. А теперь вот пригодилось – каждый месяц с двадцатого до конца месяца сижу на телефоне и через две минуты двойку набираю.

– Это зачем – через две минуты? – рассеянно спросил я-у меня уже дозревал спонтанно возникший на почве открывшихся обстоятельств план по поводу использования такого вот замечательного свойства старого кабеля. – И почему именно с двадцатого?

– Так получка у них аккурат где-то в это время. – Бабуся потыкала рукой на дверь. – В части-то. Я, значит, на всю пенсию пирожков напеку с картошкой, молока куплю да встану под забором – чтобы с КПП не видали. Ну, ребятня – солдатики в смысле – через забор шастают, берут нарасхват. Магазина-то у них нету – военторги посокращали. А домашнего хочется. Им по восемнадцать рублев дают, старшины половину забирают на мыльно-рыльные, а я, значит, по два целковых за пирожок беру да рупь за стакан молока. Оно и получается: четыре пирожка съел, стакан выпил – как дома побывал. Они ж горячие, с пьыу с жару…

– Это ж надо угадать, – все так же рассеянно поддержал я разговор. – А вдруг в положенный день не привезут? Или выдадут не в то время? Вы, наверно, начфина слушаете?