Сыч – птица ночная

Чего она там бормочет? При чем здесь какой-то дегенеративный профессор? В данном случае вопрос имеет место не о судьбе алкоголичного придурка какого-то, но о страсти, вхолостую сжигающей раненого офицера. Нет, не раненого, и не офицера вовсе – давно уже не офицера. Но тем не менее! Да, я хочу ее. Я хочу ее утром, я хочу ее днем, и в любое время суток я хочу ее втроем. Вернее, за троих. Я вот тут недавно заново рождался на свет и поэтапно обретал все свойственные человеку желания – по мере того как организм постепенно выгонял из себя закачанную кабинетными хлопцами дрянь. И как вы думаете, какое желание пробудилось во мне в первую очередь? Эти же самые профессора, от которых в случае бросания женой носками и не только воняет, они же что утверждают? Что новорожденное дитя неосознанно хочет жрать. Питаться. Орет оно благим матом вовсе не в эротическом трансе, а потому что титьку просит. А у меня получилось не совсем так. Как только я пробудился, я сразу захотел Татьяну. Знаете, я ничего не мог с нею сделать – она таскала меня, как ребенка, я был не в состоянии даже обнять ее, чувствовал себя совершенно беспомощным, но – хотел. Со страшной силой.

– Так этот ханурик, мозгодел, он чего удумал? – продолжала как ни в чем не бывало Татьяна. – Вздернуться решил, паскуда. Снял веревку на балконе, пошел на кухню, снял плафон. Табурет подставил, веревку на крючок накинул, башку, гад, вставил в петельку. Табурет ногой толкнул. Дрысь! И оборвался, скотиняка! Об табурет ребра переломал, сотрясение мозгов получил. А нету у него никого – пришлось жинке, что бросила его, ходить в больницу, таскать ему всяку справу. Ну так понятно – жалко ж, хоть оно и гадина…

К черту ханурика! Надо было добить там, на кухне, чтобы не мучился и жену бывшую не мытарил. Молотком ло черепу. Или кастрюлю кипящего борща на него вылить. А я хочу Татьяну. Смотрю под халатик, на трусишки с кружевами, и ругаю себя последними словесами за то, что угодил в такую историю дурацкую. Я сейчас почти инвалид. А она меня таскает на руках аки хороший грузчик – здоровая пышная казачка, озорная, заводная, неугомонная… Представляется мне почему-то, что такую брать нужно чуть ли не силком. Как необъезженную лошадь – дикую, горячую да своенравную. Вот Илья, муж покойный, так тот здоров был телесно – куда там мне! Представляю, как он заламывал свою благоверную: наверняка семь потов с мужика сходило в процессе этого самого мероприятия.

– А когда с больницы выписали этого ханурика, он чего удумал-то? – щебечет дальше Татьяна. – Думаешь, угомонился, дубина стоеросовая? Да куда там! Раздобыл, гад, где-то трехлитровую банку с кислотой да захотел выпить. Куда, к черту, столько? Там бы и ста граммов хватило. И нет, скотиняка, чтобы с банки пить! В стакан, видишь ли, ему захотелось налить – оно же культурное, профессор, мать его… А как над раковиной стал наливать в стакан, так и кокнул банку. Вся кислота и вылилась в раковину. Представляешь? А этот профессор на втором этаже жил. А на первом, под ним – свадьба идет. Ну, я не знаю, как у них там канализация устроена – но факт, что какой-то там стояк забился: накануне картошку чистили да в унитаз ошкурки бросали. Ну, понятно – всех предупредили: не ходить! А невесту приспичило, она тайком заскочила в ванну – у них там совместно, ванна и унитаз в одной комнате. Ну а в этот момент как раз с унитаза поперло. Да как завоняло! Ешкин кот! Невеста – брык в обморок. Хватились – нету невесты, давай искать. Кто-то сказал – в ванну, дескать, заходила. Стали звать – тишина. Ага! Жених спортсмен – как прыгнет! И вышиб дверь ногами, стрекозлик. Ну а там – ешкин кот! Невеста валяется с голой жопой, вся в говне, вонища – ужас, с унитаза прет, пена кругом! Срамота! Ну и как ты думаешь, свадьба не расстроилась? Да вот хрен по деревне! Жених ноги в руки – и деру оттуда…

Черт! Что за гадости она рассказывает. – да таким завораживающим голоском! Вряд ли в книгах станут про такое писать. Делать, что ли, нечего больше? Подозреваю, что это из личного опыта: скорее всего Татьяна некогда была в гостях у кого-то из родственников и там такая вот нескладуха приключилась. И, вполне возможно, сама Татьяна активно участвовала в злодейском забивании унитаза картофельными очистками. Не с какой-либо конкретной целью, а так – по недомыслию. А сейчас стоит тут на лестнице, трусиками сверкает. А куча сена на полу все пребывает – в любую секунду процесс завершится, и желанная моя спустится с неба на землю.

Я смотрю под халатик, облизываю пересохшие губы и лихорадочно соображаю. Так-так… Будь я в прежней форме, что бы сделал сейчас? Как только слезает с лестницы, подхватываю в охапку, заваливаю прямо тут же, в сенную труху, и впиваюсь яростным поцелуем в сочные губы. О!

Далее – задрал бы халатик, одним движением порвал бы к чертовой матери эти трусишки кружевные – ох и люблю я это дело! Ага.