Свора

Большой палец подбросил коробок к самому потолку. Шуршащая картонка падала аккурат на ладонь – Грид следил за полетом, как в замедленной съемке. Но то ли полумрак мешал сфокусироваться, то ли рука в нетерпении дрогнула, но вместо сухого шлепка послышался тихий бултых.

– Блин… – Кисть метнулась наперехват быстрее кнута, но пальцы цапнули воздух. – Сука!

Вразрез со всеми законами физики и здравого смысла, оброненные деревяшки не всплыли, а камнем пошли ко дну. Парень обшарил ил вокруг ботинок, но коробку так и не нашел, зато заметил кое-что иное – вода дрожала, словно некто шастал неподалеку, не издавая при этом ни звука, ни запаха. Проследить направление волн не составило труда – рябь шла из бокового ответвления. Вот тебе и орел с решкой.

Острие, извергнув снопы искр, оставило на стене стрелочку в виде знака «больше». Держа ладонь на стене и выставив меч перед собой, Герман рванул по коридору, пока не оказался у новой развилки – на этот раз тройной. Дрожь воды вновь подсказала верное направление, и триста шагов спустя вдали вспыхнул тусклый свет. Туннель пошел под уклон, хлюпанье под ногами сменилось скрежетом кирпичной крошки и редким звяканьем консервных банок, и вскоре старинное подземелье закончилось тупиком.

В тесном каменном мешке под вытяжкой стояла жаровня из железной бочки, рядом лежал матрас, а на нем – ворох грязного тряпья. Под ним-то и нашелся безжалостный вымогатель – тощий, как скелет, мальчишка лет двенадцати с торчащими красными ушами. Грид взялся за правое и с нескрываемым удовольствием вытащил «бандита» из укрытия.

– Ну что, щегол? Храм сжечь собрался? Я тебя сейчас сам сожгу в этой куче!

Горящих волчьих глаз и звериного оскала хватило, чтобы малец раскололся и выдал все, как на духу:

– Не надо, пожалуйста! Ничего я жечь не хотел, просто пошутил!

– Над кем? Над немощным стариком?

– Простите…

– Бог простит. – Парень замахнулся, но в последний миг опустил ладонь.

Какое ему вообще дело до чужих разборок? Стоило ли трястись и скрипеть зубами из-за пустяка? Или псу внутри плевать, на кого кидаться, лишь бы хапнуть свежей крови? Таким тварям нужна цепь потолще, да намордник покрепче.

– Ладно, идем. Пусть монах сам решает, как с тобой быть.

Никодим вышел на крыльцо и, подслеповато щурясь, осмотрел шалопая. За спиной дьякона виднелся алтарь, а за ним – иконостас в позолоченной раме. И пусть нынче золото не в той цене, что до Войны, за такое добро без долгих торгов дадут автомат или мешок картошки. Но дед не только не распродал все, но и сохранил в целости и сохранности, хотя на хабар наверняка покушались ребята посерьезней шантажиста.

Но Германа привлек не столько блеск металла, сколько десятки, если не сотни свечей и одуряющий запах ладана, словно священник готовился к воскресной службе – но для кого? Где его паства?

– Вот. – Парень пихнул разбойника в костлявую спину. – Он вам малявы строчил. Хотите – шею ему намылю, хотите – руки отшибу, чтобы впредь не беспределил.

Старик улыбнулся и спросил у понурившего голову ребенка:

– Как тебя зовут?

– Андрей…

– Ну, пошли, Андрей. Накормлю, одежду чистую дам. Негоже, где ни попадя, скитаться.

Он взял мальца за плечо и повел к двери.

– Вы что, никак его не накажете? Даже подзатыльник не отвесите?

– А кому от этого легче станет? – с ехидцей спросил Никодим. – Мне? Ему? Может, тебе?

– Нет. – Пристыженный пленник насупился и опустил глаза, чувствуя давно забытый жар на скулах.

– Ты помог нам, хотя мог пройти мимо. Я это ценю и без награды не оставлю. Проси, чего хочешь – золота не дам, но словом, авось, подсоблю.

Слова так и лезли на язык, подмывало расспросить вещего монаха обо всем на свете. Отмахнувшись от назойливого гула, Герман ответил:

– Помолись за моих друзей. Им далеко до праведников, но они достойны лучшего из миров.

Дьякон подумал немного и кивнул.

– Все же я в тебе не ошибся. Не ошибись и ты в других.

Дверь захлопнулась.

– Подождите!

Грид потянул ручку, но вместо свечей и алтаря уставился на заросшие пылью стены и пол, на котором не виднелось ни единого следа, будто в разграбленный храм долгие годы не ступала нога человека. Ни блеска золота, ни запаха ладана – лишь затхлость, запустение и мрачные своды, а под ними – звенящая пустота.

Страх накатил такой, что встреча нос к носу с Вожаком показалась досадным недоразумением. Парень бежал, не оглядываясь, пока не нырнул под сень дубравы, и только тогда присел передохнуть под корнями вывернутого грозой дуба, где незаметно для себя заснул.

* * *

Недавние события стирались из памяти с каждым пройденным шагом, подобно ночному кошмару. Перегруженный разум спасался от гнета увиденного, маскируя ужасы под злые сновидения, и Герман, еще помня встречу с загадочным старцем, уже не воспринимал ее столь же ярко и постепенно переключал сознание на дела насущные.