– Вавилону? – на всякий случай уточнил Грид, хотя слово показалось смутно знакомым.
– Богу из стали и бетона. Повелителю машин, врагу жизни и порядка. Он забрал у людей свободу и подарил удобные штуки: поезда, оружие и телевизор. Знаешь, что такое телевизор?
– Ну… такой ящик со стеклом.
– Да! – с восторженным ужасом произнесла девушка. – Через него Вавилон говорил с рабами и сеял ненависть меж ними, чтобы люди воевали друг с другом и не могли объединиться против идола.
– Какой кошмар…
Злата не заметила издевки и с упоением продолжила рассказ. Рядом с «патроном» виднелся небольшой купол или шатер, а подле – держащиеся за руки улыбающиеся человечки.
– Это папа и мама.
– Я заметил…
– Отец знал правду о Вавилоне и ненавидел его, но не мог полностью отвергнуть. Бог давал жилье и деньги в обмен на покорность. Кто не служит Вавилону – тот погибает от голода, холода и болезней в грязи бетонных лабиринтов.
– И такое случается…
– Но папа обманул ложного бога. Делал вид, что принял оковы, но при любой возможности бежал на природу. За грибами, на рыбалку или охоту. В день, когда убийцы приговорили мир, он вместе с мамой отдыхал в лесу. Почти весь город сгинул, но Лес спас их.
– Как? – удивился спутник.
– Деревья зашумели, – Злата подняла руки и закачала ладонями, – нагнали ветер и сдули весь яд!
– Крутые деревья…
– А вот наша землянка, видишь? – Ноготок ткнул в дугу рядом с человечками. – Тут отец с копьем, а мама – с животиком. Там – я.
– Мило…
– Правда? Тоже любишь малышков? Отец обещает подыскать мне достойного мужа, чтобы возродить праведных людей, когда сгинут последние рабы Вавилона.
– Повезет твоему мужу…
Следом шла странная рожица, поначалу принятая за неведомый языческий знак. Круг, две прорези глаз – вроде ничего особенного, обычный смайлик, но половина рта загибалась вверх, а другая вниз – наполовину радость, наполовину печаль, и пойми-разбери, в чем тут смысл.
– Непонятно, да? – Охотница заметила вскинутую бровь гостя. – Это тоже Ярослав. Он радуется и грустит одновременно, ведь мама умерла, но на свет появилась я.
Не успел Грид скривиться и сказать что-нибудь ободрительное, как девушка хихикнула:
– А тут мы едим вилорога. Когда-то они были маленькими косулями, а теперь выше меня. Пробовал вилорога?
– Нет. Но боюсь, скоро придется.
– Не волнуйся, тварюшки вкусные. Гляди сюда – узнаешь?
Над лежащей пластом крохотной фигуркой стояла вторая – покрупнее – воздев руки, аки пророк. Вместо привычных точек и черточек на уровне глаз у пепельного молельщика зияли стянутые перемычкой круги.
– В пять лет я упала в колодец и сильно заболела. Отец лечил меня, но становилось все хуже. Тогда он пошел в город, в большой белый дом, но и там отказались помочь, ведь папу считали диким и немного… безумным. Хотя это совсем не так!
– Верю…
– И только дядя Марк пошел в Лес, и я выздоровела. С тех пор мы дружим. Вот, а тут…
– Постой. – Герман прищурился. – Но ведь Марк – из Вавилона.
– Что ты такое говоришь? – Злата уставилась на собеседника оленьими глазищами. – Дядя Марк – хороший!
– Но ведь… у него машина, оружие, рации, да и таблетки не из подорожника.
– Замолчи! – выпалили в ответ. – Не смей так говорить о нем!
Спорить с бабой, да еще и с поехавшей – себе дороже, и парень просто замолчал. Этого хватило, чтобы гнев за секунду сменился на милость, и безмерно увлекательная экскурсия продолжилась.
– Так, а здесь…
– Слушай, все это, конечно, очень весело, но я подустал. С уткой дрался, все дела.
– Хорошо. – В ее голосе скользнуло огорчение. – Идем, покажу твою лежанку, потом перекусим и продолжим. Еще столько всего интересного!
– Ага… Обязательно. – Грид побрел по коридору и у поворота замер, как в невидимую стену врезавшись, побледнел и во все глаза уставился на хвостатого чертика с вытянутой мордой и острыми ушками. Чертика, очень похожего на ходячего волка из бредового сна. – Что это?
– Не знаю. Отец еще не дорисовал. Видишь, вон полосы намечены – наверное, рядом вторая фигурка будет. Закончит – расскажет.
– Но…
– Идем! – Злата схватила за руку и потащила на выход. – Пора обедать.
Поляну накрыли за ДОТом, где стояли стол и лавки из расколотых бревен, рядом с которыми серело обложенное камнями кострище с распоркой для котла. Гостям раздали домашний лаваш и щедрые ломти вяленого мяса цвета гудрона, покрытые бугристой коркой приправ. Вид толченых трав и кореньев не вызывал ни аппетита, ни доверия – сквозь завесу специй просачивались запашки жженого пластика и тухлятины, а вкус отдавал прогорклым салом.
Скривившись, парень отложил угощение, которое соседи уплетали за обе щеки, и спросил у Егеря:
– Так ты видел тварь? Ту, что ведет Свору псов.
– Ходячего волка? Не просто видел – я с ним дрался.
Жевание и чавканье стихли, гости с удивлением уставились на старика, и только Герман фыркнул:
– Дрался? Да хорош пургу гнать…
Пудовый кулак грохнул по столу, снедь и кружки подпрыгнули, чудом не свалившись в траву.
– Я твоей фени не разумею! И не желаю слышать в своем доме!
– И все же, расскажи о том существе, – как можно мягче произнес Марк в попытке унять гнев великана.