Свора

Сразу пошли слухи, мол, Петрухина хата проклята, и если поздней ночью пес подначит пройти вдоль забора – услышишь из сарая стук киянки или скрежет пилы. Особо впечатлительные и вовсе видели в окнах хозяина с веревкой на шее – зенки навыкате, черный язык подбородок слюнявит – жуть! Но те же сказочники после кружки сивухи болтали и о кастрюлях в небе, и о волосатых людях в лесу, поэтому веры им не было. И за все время, что шайка зависала в доме, нередко оставаясь до утра, никаких висельников она не встречала, и стуков да скрежетов не слышала. Зато дурная слава коттеджа подкрепила дурную славу его новых обитателей, и от Завода до Березовой гуляла молва, что германские отморозки не боятся даже призраков.

В назначенный срок бригада собралась у трещащего камина. По рукам ходила бутылка с рябиновой наливкой, отжатая у заплутавшего бухареста. За ней поспевала набитая самосадом трубка, в полумраке похожая на пухлого светлячка. Булка нашел ее в мастерской под тюком соломы – пожалуй, последнее напоминание о сгинувшем умельце.

Прикладывались все, кроме Мелочи – сестра запрещала, хотя та и не горела желанием лакать жгучую дрянь. Если бы не дыра в потолке, пробитая рухнувшей печной трубой, дым стоял бы, как пар в бане.

– Будешь? – Хлыст протянул трубку.

Грид повертел мундштук в руке и вернул, после чего без предисловий поведал всю историю с Кротом. У Ксюши заблестели глаза, увалень вскинул брови и закусил нижнюю губу, и только тощий лохмач пялился в огонь с тем же безразличием на чумазом лице.

– Я вот что думаю. – Вожак опустился на скамью и протянул ноги к камину. – Возьмем хабар и кончим этого ушлепка, отбашляем Капитану за крышу, а остатки поделим и спрячем. Пригодится, когда возьмут на Завод – снаряга, пушки, все дела.

– А если в ящиках – не стволы? – спросил Булка.

Герман положил на колено «Макаров». Увидев пистолет, даже Хлыст отвлекся от пляски огоньков и присвистнул под нос.

– Еще один аргумент. С таким удостоверением добыть хабар – что два пальца.

– А если…

– Нет никаких «если»! – рявкнул парень. – Блокпост берем без вариантов. Я не обсуждаю – да или нет, я решаю – как. Ты у нас самый умный – вот и думай, чтобы и добро взять, и маслину не поймать.

– Да ты в край долбанулся! – Хорек швырнул трубку в стену, сноп искр потух, не долетев до пола. – Совсем берега попутал? Хоть соображаешь, на кого наехать собрался? Это не лохи с другой улицы, это, блин, шуховцы!

Главарь осклабился, в рыжих отсветах сам став похожим на неупокоенного духа.

– Соображаю. А ты собрался до старости в игрушки играть? Бакланить по приколу – герой, а как по серьезке – очко жим-жим?

Малец вскочил и сжал кулаки. Он был на голову ниже Германа, но рост никогда не мешал ему срубать ребят покрупнее. Но главарь не вздрогнул, не отшатнулся, даже не моргнул, а шагнул к наглецу, вынув руки из карманов. Позабытый на колене ствол грохнулся на паркет, и холод металла словно перетек в разгоряченные жилы. Хлыст расслабил напряженные до предела мышцы и отступил, не то поняв глупость схватки, не то испугавшись лежащего рядом оружия. Нет, соратник бы в него не выстрелил и не стал бы размахивать перед носом. Просто раньше все замуты обходились местечковыми разборками, и в худших случаях – сломанными носами. Бывало всякое, не было лишь одного – смерти. А теперь смерть блестела под ногами, дулом к окну, курком к двери, проводя незримую границу между жестокими шалостями и залитым кровью взрослым миром. И ладно бы к этой черте вели постепенно, шаг за шагом, но барьер вырос за какую-то ночь, и в него тут же с размаху ткнули мордой.

– Гер, не гони коней, – шепнул Булка. – Дай покумекать, а то от твоих загонов котелок кипит.

– Времени нет. Сейчас на стреме трое, а завтра? Послезавтра? Да, дело мутное, но и перепадет немало. Можно с ходу двинуть на Завод, выбиться наконец в люди. Мы стремились к этому столько лет, а теперь врубим заднюю? Хер! Я стану главной жабой в этом болоте. Чтобы ни одна мразь не смела даже зенки таращить на мой дом. А вы? Так и будете ходить под кем-то? Думаете, так безопаснее? Я думал так же, пока не нагрянул Крот со своей шайкой.

– Тебе, похоже, крышу сдуло, – прошипел Хлыст. – Стелешь гладко, базара ноль, только кое-что важное упускаешь. Грохнуть нас могут. Замочить. Шлепнуть. У шуховцев – «калаши» и броники, а у нас? Собрался лезть на них с этим? – Он толкнул «Макаров» мыском кроссовки.

Герман хмыкнул и скрестил руки на груди.

– Думал, на вас можно положиться. А вы…

– Не мы, – ответил увалень. – А Хлыст. Лично я с темы не соскакивал.

– Я тоже, – уверенно произнесла Ксюха.

– И я, – пискнула Мелочь, и Герман зуб бы дал, что услышал тоненький голосок впервые.

– Ну, и хер вам в помощь. Валите и подыхайте. – Малой вылетел из комнаты, задев вожака плечом. Тяжеленная дверь лязгнула так, что под потолком заклубилась пыль.

Булка проводил беглеца взглядом и пристально посмотрел на главаря.

– Слушай, если… то есть, когда завтра вернемся – не губи пацана.

Грид изогнул уголок губ и сощурился.

– Выживем – увидим.