Своими руками

Сычиха с той поры переменилась. На пользу пошёл ей урок комолой коровы. Но нам пришлось продать нашу Комолку. Хотя и молоко она давала хорошее, и смирная была, не разборчива в корме, а не могла она больше видеть бабку Сычиху: где ни увидит её, бросается — не отогнать. И даже перед сычихиной избой проходила — угнёт голову и промычит грозно.

— От греха надо на базар Комолку вести, — сказал однажды отец. — Закатает старую ведьму до смерти, отвечать за неё по закону придётся.

И однажды мы расстались с Комолкой. Вместо неё у нас появилась чёрная в белых яблоках рогатая Красавка, но тоже смирная, не бодливая. Я боялся, что и этой не понравится бабка Сычиха, и всегда прогонял её к дому над ручьём, далеко от бабкиного дома.

Бык с чугунным кольцом в ноздрях

Это было в войну. Наши войска выбили немцев с левого берега Зуши, прогнали к западу. И сразу же в наш колхоз прислали откуда-то племенного быка чудовищно огромного роста с чугунным, как сказали, кольцом в ноздрях. На этого быка, словно на чудо, потянулись смотреть все. Никогда такой огромной скотины у нас не водилось.

Бык был светлой масти, с бело-кровяными глазами, смотревшими на людей, как казалось, свирепо, с готовностью в ярости наброситься на первого встречного или махнуть рогом и пропороть насквозь любое живое существо.

Каждый, глядя на этого быка, думал или произносил вслух:

— Такой если начнёт катать, то от человека мокрого места не останется.

Но бык был так смирён, что никого и ничего не замечал. Если он брёл по дороге, то и глазом не поводил на встречного, просто шёл, не уступая дороги. А если его смело ловили за поводок на кольце, то он останавливался и смиренно следовал за поводырём, куда бы его ни повели. Он даже пасся лениво, отставал от стада и никогда не ревел вслед коровёнкам, так и не признавшим его вожаком стада. Потом он стал пастись один, далеко от деревни не отбивался, и о нём стали говорить:

— Ну и прислали скотинку! То ли он слепой, стадо не видит, то ли у него нюха нет? Кормить его только зря, сено даром переводить.

Но даром корм бык не переводил. Пришла рабочая пора, его попробовали в работе, он и оказался настоящим ломовиком. Лошадей у нас было мало. Ещё зимой нам были присланы монгольские степные лошадки, быстрые в беге, но малосильные на перевозку грузов. У нас на бригаду их оставалось две, запрягали их парой, потому что одна не одолевала в гору вытягивать пустую телегу. Была ещё одна лошадка, присланная откуда-то с юга, и всему тяглу тягло — ишак.

На быка мы сшили шорку, собрали побольше да покрепче телегу, сделали оглобли по его длине и однажды объездили его, сначала без груза. Правда, пока объехали деревню, все мальчишки с девчонками набились в телегу. Но для него это был не груз. Что она весила, эта орава шкетов, тощих от голода? Когда мы нагрузили на телегу полтонны ржи, он стронул воз с места без видимой натуги, добавили ещё триста килограммов — он и такую поклажу потянул легко и свободно, словно телега была пустая, без груза…

Мы каждое утро возили с поля на ток снопы. Они обмолачивались цепами, зерно провеивалось на ветру, насыпалось в мешки, а после обеда составляли обоз, и мы увозили обмолот на ссыпной пункт за десять километров. Мы были главными работниками в нашей бригаде. Самому старшему из нашей братии шёл пятнадцатый год. Он и был возчиком на головной бычьей повозке.

С начала рабочей поры бык с кольцом не знал отдыха ни днём ни ночью. На нём возили снопы, сено, зерно, лес, ездили за тридцать пять километров на базар и туда же возили зерно на элеватор. Бык был безотказен во всех работах, словно для этого только и был нам прислан. За лето и осень он сильно похудел. Если на лошадей в дальнюю дорогу возчикам давали зерна, сена, то о быке не пеклись, словно он мог быть сыт святым духом. Весной его подняли миром на ноги, выпихнули на молодую траву, в плуг не впрягали. Смотрели на него как на лишнее и никому не нужное существо. И только мальчишки занимались с ним. Они катались на нём верхом, садились разом человек по пять и уезжали то к саду, то в лес играть. Там была хорошая трава. И пока ребята играли, бык кормился. Снова наступила рабочая пора. Мальчишкам пришлось расстаться с быком. Его опять впрягли в телегу.

Осенью я уехал из деревни в Москву учиться в ремесленное училище. Зимой мне написали, что бык с кольцом протянул ноги, помер, и сообщалась причина: «Заездили его, а кормить не кормили». Я и сейчас ещё думаю: если бы не отбирали его у мальчишек, доверили бы им ухаживать за быком и ездить на нём в школу, он мог бы много лет прожить на пользу людям. Я вспоминал рассказ деда Якова и соглашался с его словами, что не умели у нас к редкостному с добром относиться, не приучены были. И мы не были приучены к заботам, школ таких тогда не было и малы были, от отцов науку эту перенять не успели — война помешала.

Своими руками Повесть

Дорога к депутату