Свой почерк в режиссуре

— Потому что я вам очень не советую ориентироваться на западные мнения! — напирая на букву «ч» в слове «очень», отрезал министр. — Это же капиталистический фестиваль! Они специально дают свои хорошие призы нашим плохим картинам, чтобы выставить нас на посмешище! Мы еще разберемся, что это за умник ухитрился отправить ваш фильм на этот фестиваль! Какая студия отправляла?

— Одесская, — уныло ответствовал я, чувствуя себя предателем.

Должен вам сказать, что замечательный мой редактор на Одесской студии Марина Багрий-Шахматова, минуя Москву, тайком отправляла мои фильмы на фестивали в надежде, что завоеванные награды помогут одолеть цензурные препоны.

— Ну, с Одесской студией мы разберемся, — злорадно произнес Сергей Георгиевич. — А вы, голубчик, — неожиданно смягчился он, — если уж сняли плохой фильм, так, по крайней мере, имейте мужество отвечать за него. А на Запад нам тут кивать нечего! Нам, дорогой мой, Запад не указ! У нас своя голова на плечах. Чем-то вы им там, видимо, очень потрафили, если уж они вам призы дают за эти ваши так называемые творения.

— А вы их видели? — сраженный всей этой логикой, упавшим голосом спросил я.

— Ну конечно! — обрадовался Лапин. — Разумеется, видел. Ужасные фильмы! Просто очень плохие! Смотреть невозможно. У вас, Владимир Михайлович, простите, есть какая-нибудь другая профессия? — участливо полюбопытствовал он.

— Нет, — несколько раздраженно ответил я.

— А жаль, очень жаль, — огорчился министр. — Я бы вам искренне посоветовал переменить профессию. Вам, простите, голубчик, сколько лет?

— Тридцать пять, — растерялся я.

— Ну вот, еще не поздно! — обнадежил меня Лапин. — Подумайте об этом. И уж во всяком случае не связывайте свои творческие планы с Гостелерадио. У нас с вами вряд ли что получится в будущем. Ну, всего вам доброго, голубчик! Спасибо за звонок! — ласково попрощался он.

Я долго и тупо смотрел на гудящую трубку, прежде чем решился положить ее обратно на рычаг. Мне понадобилось, наверное, не менее четверти часа, чтобы совладать с охватившим меня диким отчаянием и опять понемногу начать рассуждать.

Я повторил про себя весь телефонный разговор с министром. Несколько раз. Слово в слово. Как видите, и сейчас, спустя столько лет, я его помню досконально. Мы всегда запоминаем все судьбоносные моменты нашей жизни.

В общем, чем больше повторял я лапинские фразы, тем большее сомнение они у меня вызывали. Если уж ему так не понравились мои фильмы, почему он не привел ни одного конкретного довода, примера, почему не объяснил, чем именно они так плохи?!

Я почувствовал, что мне необходимо срочно, сию же минуту разрешить эти раздиравшие меня сомнения. И уже более не колеблясь, вновь набрал номер председателя Комитета. Трубку снял тот же вежливый референт, который соединил меня с Лапиным около получаса тому назад.

— Это опять режиссер Алеников, — сказал я. — Я хотел уточнить у вас, когда именно Сергей Георгиевич смотрел мои фильмы «Приключения Петрова и Васечкина…» и «Каникулы Петрова и Васечкина». Руководство студии просило меня узнать… Для них важно, какого именно числа это было…

— Одну минуточку, я сейчас проверю, — ответил референт. — Не вешайте трубку.

Я ждал с замиранием сердца.

Наконец трубка вновь ожила.

— Тут какое-то недоразумение, — несколько удивленно произнес референт. — Сергей Георгиевич эти фильмы не видел.

— Вы уверены? — еле сдерживая радость, переспросил я.

— Ну конечно, — подтвердил референт. — Я лично отвечаю за все просмотры. Эти фильмы мы ни разу не заказывали.

— Большое спасибо за уточнение. Я передам. На студии разберутся. Всего хорошего.

Я медленно положил трубку.

Теперь я буквально задыхался от ярости.

— Тварь! — шептал я. — Вонючая тварь! Сукин сын! Гад ползучий! Ты же чуть не погубил меня! Чуть не пустил под откос всю мою жизнь!..

Сам того не ведая, коварный министр своей подлостью просто развязал мне руки. Сейчас я был готов к любым, самым отчаянным шагам.

Дочь генсека

Я уже говорил, что с ЦК партии у меня ничего не вышло. Письмо мое оттуда переслали обратно в Гостелерадио. Ну и что было делать?… Выше Лапина в стране был только один человек — генеральный секретарь коммунистической партии. Так что оставался всего один вариант. И я стал усиленно думать, как мне добраться лично до генсека этой самой партии, то бишь до Юрия Владимировича Андропова. Выше идти было некуда, выше был только Бог.

Впрочем, думал я недолго. Мне сразу припомнилось, как кто-то рассказывал, что дочь Андропова, Ирина, якобы работает в каком-то музыкальном журнале. Я открыл телефонную книгу.

Музыкальных журналов в Москве оказалось три. Первый из них назывался «Музыкальная жизнь». С него я и начал.

— Скажите, Ирина Юрьевна Андропова у себя? — спросил я, почти в полной уверенности, что меня в мягкой форме пошлют подальше, поскольку никакой Ирины Юрьевны там наверняка не было и в помине.

Но мне, на удивление, вдруг стало везти. Ирина Юрьевна была и, мало того, присутствовала на работе.