— Дайте мне вашу рукопись, — прервал Этцель и указал на стул подле кровати, перед столиком, заставленным бутылками с вином, закусками, книгами.
Жюль сел, наблюдая за тем, что будет делать Этцель. В большой комнате было полутемно. Этцель был похож на Дон-Кихота; худой, длинноносый, с глазами мечтательно-грустными, длиннорукий и быстрый в движениях, он пробегал взглядом по страницам рукописи, делал пометки синим карандашом, отрывался от чтения, чтобы закурить и улыбнуться, и снова читал, то покачивая головой, то морщась. Некоторые страницы он не читал, а только смотрел, что наверху и внизу, и, перелистывая, длительно останавливался на тех, которые ему чем-либо понравились.
Непроизвольно копируя каждое движение знаменитого издателя, Жюль соображал, что в его рукописи плохо и что хорошо. Этцель чаще всего морщился. Один раз он щелкнул пальцами и сказал: «Ловко!»
— Вы думаете? — привставая, спросил Жюль.
— Вы все проморгали, сударь! — ответил Этцель.
Прошло еще немного времени. Жюль взял с тарелки кусок холодной телятины, положил его на хлеб и собрался позавтракать, но как раз в это мгновенье Этцель свернул рукопись в трубку, длительно посмотрел на Жюля и сказал:
— Лекция! Вы написали лекцию. Температура вашей рукописи не высока. Кому нужны лекции! Кого заинтересует компиляция! Нужен роман! Он уже есть в вашей рукописи, его нужно вынуть, очистить, причесать. И не история воздухоплавания, а история с воздухоплавателями! Понимаете? Такая книга пойдет. Налейте мне, пожалуйста, мадеры. И себе. Благодарю вас. Будете работать?
— Буду, — ответил Жюль, совсем не чувствуя себя убитым. Он ждал худшего. Он получил ответ, предсказанный Онориной. Она только ничего не сказала о вине и закусках. Мадера оказалась превосходной. Критика Этцеля — обнадеживающей.
— Наука наша на пути прогресса, — продолжал Этцель, то прикладываясь к бокалу с вином, то затягиваясь сигарой. — Кому-то нужно подхватить то, что может дать и уже дает техника. Чуточку прогноза, это не помешает. Если, конечно, на это у вас найдется знаний, способностей, ума. Таким образом мы получим новый жанр. Понимаете мою мысль? В таком случае принимайтесь за работу. А это… — он протянул Жюлю его рукопись, — не пойдет. Ваша история…
Положил руку на плечо Жюлю, заглянул ему в глаза, дождался улыбки и только тогда произнес то, что ему чаще всего приходилось говорить молодым авторам:
— Совсем неинтересная история! Возьмите ее. Населите людьми, сочините приключения, главным действующим лицом сделайте воздушный шар. Получится роман, наилучшая форма лекции.
— Мне не найти слов для благодарности, — пробормотал Жюль. — Я так…
— Пейте мадеру, оставьте ваши слова. Возьмите себе в карман дюжину сигар, они из Манилы. Не курите? Бросили? Оччень хорошо, оччень хорошо, — оттягивая нижнюю губу, певуче проговорил Этцель. — И не огорчайтесь. Мы будем делать интересные вещи. Жду вас в самое ближайшее время. Не торопитесь, но и не медлите. Вы работаете регулярно?
— Шесть-семь часов в сутки, — потупясь, ответил Жюль, ожидая, что Этцель скажет: «Мало!»
— Садясь за работу, всегда ли знаете, о чем будете писать?
— Знаю всегда, но только не всегда получается так, как хотелось бы, — ответил Жюль, чувствуя себя учеником перед строгим, но доброжелательным учителем. — Много читаю, — добавил он. — За истекшие пять лет прочел триста научных книг. Скажите, я не совсем безнадежный человек?
Этцель рассмеялся и, в свою очередь, спросил о возрасте Жюля.
— Мне показалось, что вам лет сорок, — сказал он, когда Жюль назвал год своего рождения. Ну что ж… Увидим, увидим, — он стал потирать свои руки. — Оставьте свой адрес.
Едва закрылась за Жюлем дверь, как Этцель дернул шнур звонка дважды. Явился секретарь, он же главный бухгалтер и кассир.
— Видели? Я говорю о человеке, который только что был у меня. Он придет к нам в конце месяца.
— Романы? Рассказы? — спросил секретарь.
— Пока что нагромождение фактов, хорошо изученных, профессионально поданных. Этот человек присел подле золота и кучи железных гаек и тщательно подобрал все гайки. Я поговорил с ним, намекнул. Возьмите его адрес.
— Его фамилия?
— Верн. Жюль Верн. Недурно звучит, не правда ли? Принесите все, что сделала типография за вчерашний день. Разберите почту и дайте мне.
Прошел месяц, и Жюль принес Этцелю роман под названием «Пять недель на воздушном шаре»; он стоил автору многих бессонных ночей, непогасимого восторга, сомнений, воодушевления и полного забвения всего, что его окружало. Он признавался, что писал под диктовку незримого друга, образы возникали сами собою, нужные слова являлись как по волшебству, страницы ложились в папку законченных глав без единой помарки. Глобус и географический атлас были главными помощниками Жюля. Карта Африки была вся исчерчена цветными карандашами.