Свои по сердцу

«Эта юридическая деятельность пугает меня, — размышлял Жюль. — Не хочется мне быть юристом. Занятие бесперспективное и утомительное, оно сушит человека, превращает его в педанта. Пример — мой отец. Умница, проницательный и широкий, он с годами стал узким во взглядах, все в жизни своей подчинив статьям и параграфам, гербаризируя все живое, — отцу сподручнее оперировать готовыми формулами и положениями. Еще бы! Живое протестует, кричит, не дается, а закон любит подчинение, молчаливость, угодливость, лесть. Бедный отец! Я очень, очень люблю его, но мне не хочется следовать традиции. Я не буду юристом, у меня есть своя дорога. Она в тумане, но я уже ступил на нее…»

Стук в дверь.

Кто бы это мог быть? Хозяйка обычно сперва войдет, а потом постучит. Барнаво спрашивает: «Можно?» Товарищи, приятели и друзья входят без стука.

— Войдите, — сказал Жюль.

На пороге остановился Блуа. У него вид человека, только что вставшего с постели: взъерошенные волосы, заспанные глаза, помятый пиджак. Он шагнул, схватился за спинку кресла и опустился в него.

— Простите… Добрый вечер, — тяжело дыша, проговорил Блуа. — Мне нехорошо…

— Сердце? — Жюль подбежал к соседу, нагнулся над ним.

— И сердце… Меня уволили со службы. Оскорбили. Я не знаю, что делать…

— Не тревожьтесь, сосед! Отец написал мне, что вам следует предупредить своих хозяев, то есть опередить их, понимаете? Мы подадим на них в суд. Не печальтесь, не надо! Вы поступите на другую службу, у меня есть связи.

Блуа улыбнулся, и было в этой улыбке столько иронии, что она, видимо, помогла ему выпрямиться и спокойно произнести:

— На другую службу… связи… Дитя! Чистое, хорошее дитя, вы ничего не понимаете. Подать в суд… Мой хозяин уже предупредил, опередил меня. Я уже получил повестку. Я должен явиться завтра. Меня не только гонят, но и добивают. Я, видите ли, причинил фирме убыток в сто тысяч франков!

Жюль расхохотался:

— Сто тысяч франков! Бред! Глупости! Чепуха! А почему не шестьсот тысяч, не миллион? Что они возьмут с вас?.. Сто тысяч! Да это так смешно, что судьи помрут от колик!

— О нет, они не умрут, — горестно отозвался Блуа. — Они умрут вместе с системой, породившей их. Они придумали ядовитую штуку, они уже договорились с химиком своего конкурента. Я говорю о хозяевах, Жюль. Этот химик переходит к ним на службу. Я сяду в долговую тюрьму. Опишут все мое жалкое имущество…

— Вы больны, дорогой сосед, — сказал Жюль. — Вы рассказываете анекдоты. Вы никуда не сядете. Мой отец кое-что смыслит в законах. Я поеду в Нант, привезу отца…

— Ваш отец откажется от борьбы с таким сильным противником, как мой хозяин. Ваш отец… Не сердитесь, друг мой, — едва удерживаясь от гнева, сказал Блуа, — ваш отец сам служит моему хозяину!

— Этого не может быть! — Жюль переменился в лице и сжал кулаки. — Мой отец чист и честен. Он не может служить неправде! Что вы говорите, месье Блуа! Опомнитесь!

— Я говорю то, что и вам хорошо известно. Так уж устроено общество, мой дорогой. Ваш отец служит моему хозяину.

Он повторил эту фразу, захлебываясь от удовольствия говорить то, что ему нравилось.

— И вы готовитесь к тому, чтобы притеснять меня, — Блуа скорбно улыбнулся. — Здесь, у себя в мансарде, вы за меня, но в суде вам придется поддерживать моего хозяина.

— Так что же это такое?. — растерянно проговорил Жюль, понимая, что его сосед прав. — Выходит, что мне нечем заняться в этом обществе… Так, что ли? Чем лучше наше общество другого, того, которое было раньше?

Блуа ничего не ответил на это. Он поднялся с кресла. Напрасно Жюль утешал старика, — Блуа упрямо качал головой и слушать не хотел никаких советов, да и что могли ему посоветовать… Предстоит суд, потеря всего имущества, книг, тюрьма.

— Еду за отцом! — сказал Жюль. — Сегодня же!

— Не надо, глупый мальчик! — Блуа схватил Жюля за руку и с силой сдавил ее. — Не конфузьте своего отца — зачем вам это? Я пришел проститься, вот и все. В случае, если… прошу вас распорядиться моими книгами. Их немного, но у меня есть редкие издания по физике и астрономии. Оставьте их себе, остальные продайте и храните деньги у себя. Я дам знать, когда они понадобятся мне. Если бы мне вашу молодость! О, я сумел бы использовать ее с честью! — Он поцеловал Жюля. — Запомните то, что я вам скажу, дитя! Есть две науки: одна угнетает, другая освобождает. Не ошибитесь, делая выбор. Если когда-нибудь фантазия ваша заберется под облака, — помните, что есть два рода фантазии: одна — во имя будущего, другая — за приукрашивание всего дурного, что есть в настоящем. Всегда помните это! И не забудьте меня. Я одинок.

— Вы революционер? — спросил Жюль шепотом.

— Я проснувшийся раб, — ответил Блуа. — Поздно проснувшийся раб, — добавил он. — Не настаивайте на уточнении, мне многое еще неясно, но вполне ясно одно: все честные люди должны проснуться и разбудить тех, кто спит…

— Как хотите, но я еду за отцом, — сказал вконец взволнованный Жюль. — Я привезу его сюда, в Париж, отец сделает невозможное, но спасет вас.

— Надо делать только то, что возможно, — отозвался Блуа. — И вы займитесь этим в будущем.