Жюль ходил по улицам Парижа, часами сидел в Национальной библиотеке, делая выписки из научных справочников для своей картотеки, и, наверное, не догадывался о том, что через двадцать — тридцать лет именно он обследует небо и землю, дно океана и недра планеты, на которой живет, что именно он изобразит достижения науки и техники своего времени и, фантазируя, предвосхитит многое из того, чего еще не было на свете и что буржуазия жадно и хищно приберет к рукам во имя своих собственнических целей.
Сегодня Жюль не задумывался над этим. Он мечтал о профессии писателя и с ужасом думал о том времени, когда получит диплом юриста…
— Вы худеете, бедный мальчик, — сказала хозяйка. — Если это оттого, что вы влюбились, тогда…
— Тогда? — нетерпеливо спросил Жюль.
— Тогда не страшно, — ответила хозяйка. — Хуже, если вы худеете от плохого питания. Вы перестали обедать у меня, — где же вы обедаете?
— В разных местах, — Жюль назвал несколько столовых и кафе. — Я питаюсь превосходно. Моя мать заботится обо мне, присылает посылки. Отец снабжает деньгами.
— Это хорошо. Моему брату хуже. На прошлой неделе его уволили, он сидит без работы, ему нечего есть.
— За что же его уволили?
— Ему не нравятся наши порядки. Вы, я вижу, не читаете газет, ничего не знаете…
Жюль пожал плечами, в душе благословляя этот спасительный, имеющий десятки разночтений, жест.
— Вас окружают не те люди, какие нужны вам, — сердечным тоном заметила хозяйка. — Я хорошо понимаю, — вам хочется как можно скорее сделать карьеру, забраться туда, к тем, кто наверху, и возлечь на бархат. Так говорил в свое время мой муж.
— Он говорил трафаретно, банально, — отозвался Жюль. — Бархат меня не соблазняет, имейте в виду. Я хочу остаться самим собою.
— От всей души желаю вам шелка и бархата, — несколько обидчиво сказала хозяйка. — С тем условием, чтобы вы оставались таким же добрым и честным, как сейчас. Думаю, что вам это удастся. У меня нюх на человека, — добавила она. — И еще скажу: влюбитесь! Вы все один и один или с приятелями. Молодость коротка… Час назад столяр принес для вас какой-то длинный, узкий ящик, — возьмите его.
После утомительно скучных лекций в Сорбонне Жюль отдыхал, приводя в порядок свою маленькую картотеку. Трудно пользоваться ею; еще не найдена система, часть карточек устарела, но это очень хорошо, это значит, что владелец картотеки набирается знаний, идет вперед и, следовательно, бракует сделанное не так давно. Некоторые карточки умиляли Жюля, — вот, например, одна из них на букву Л, заполненная еще в Нанте три года назад.
Наши локомотивы делают от 30 до 40 километров в час. Инженеры считают, что в ближайшие десять лет скорость будет повышена до 50 километров в час. В Америке добились скорости свыше 60 километров в час.
Жюль улыбнулся неточности и лапидарности школьного текста этой карточки. Да, но это писалось без помощи серьезных справочников, только на основании личного ознакомления с предметом, только после разговоров с понимающими это дело людьми. Вот прошло немного времени, и локомотив на его родине делает в среднем 40 километров в час, но Америка пока что перегоняет на 10–15 километров. Нужно завести параллельные карточки, посвященные локомотиву в Америке, нельзя доверять газетным сообщениям о развитии техники в этой стране, — янки набили руку на сенсациях, они мастера на рекламу, а следовательно, всегда и везде преувеличивают.
Много карточек по кругосветным путешествиям. На одной рукою Жюля написано: «Закат солнца в океане прекрасен». Отстает в картотеке химия. Хорошо поставлена физика. Жюль доволен буквой Ф, — флора и фауна… О, как бьется сердце, кружится голова и как вдруг раздвинулись стены комнаты, чтобы просторнее было мечтам! Однако карточки карточками, а дело делом, хотя еще неизвестно, в чем дела больше. Ко вторнику (сегодня пятница) нужно приготовить контрольное сочинение на тему: «Понятие о законе до и после опубликования». Одна мысль о занятиях портила хорошее настроение. Чтобы не думать о неприятном, Жюль решил вздремнуть до девяти вечера, а потом снова заняться карточками. Контрольному сочинению можно посвятить завтрашнее утро.
Пьер Верн и не подозревает, что его сын всерьез подумывает о какой-то другой профессии, — ему не нравится юридическая деятельность. Она скучна, насквозь фальшива, — закон устроен так, что защищает только имущих и лишь на словах не дает в обиду бедняков.