Свой ключ от чужой двери

Я лежал в постели, перебирая в памяти детали знакомства с Анной, наш ужин, а также мысленно вел записи в дневнике, по привычке нудно пререкаясь с оппонентом по имени alter ego. Миф номер… тринадцать. Дружба между мужчиной и женщиной. Возможна ли? Тема для диспутов половонезрелых подростков в мое время. Теперешнее поколение не забивает себе голову подобной ерундой. С Сонечкой Ивкиной я дружил, например. Но и спал. Но мог и не спать. Интеллектуальные отношения были первичны, секс – вторичен. С Лией интеллектом и не пахло, зато был секс, особенно вначале. И если меня спросят (ну придет кому-нибудь в голову такая дурацкая фантазия!), что мне нравится больше – умная, но суховатая секс-партнерша или роскошная безмозглая подруга, то… не знаю даже! Герой «Планеты обезьян» Мерля влюбился в обезьяну, так как она привлекла его интеллектуально и духовно. Интеллект-душа-мораль против глупости-аморальности-чистого секса. Вот в чем вопрос. Хотя какой там вопрос! И вопроса-то нет! Иди, куда тянет. От Сонечки к Лии. От Лии к Сонечке. Если не ожидать любви, верности, честности… то Лия! Лия Макдональдс. А если ожидать – то Сонечка! Секс с умной женщиной… а что такое секс с умной женщиной? А? Лучше или хуже, чем с глупой? Alter ego [8], прищурясь, смотрел (или смотрело?) на меня в ожидании ответа. Ответа не было. Не знал я ответа. Я вспомнил наши отношения с Сонечкой и вздохнул. Да… интеллектом секса не заменишь. Вот если бы взять Сонечку да добавить от Лии… дальше мысль покатилась по накатанной дорожке.

Хватит! Старый лицемер! Ты же прекрасно знаешь, чего хочешь и что в данный момент у тебя на уме. Ну, возьми за горло собственную трусость, лицемерно прикидывающуюся куртуазностью (ха!), и выйди на охотничью тропу! Раздуй ноздри, вдыхая острые ночные запахи авантюры и воли! И Сонечка, и Лия были охотниками, а ты был добычей. Перемени роль. Встань и иди!

Я решительно поднялся с постели, пересек спальню и вышел в коридор. Обнаружил, что стою босиком, забыл тапочки. Замер в раздумии. Пол в коридоре был холодный. Герой-любовник в тапочках! «Тапочки способны убить всякое воображение», – подумал я. А также зарождающееся чувство. Ну их! Я решительно двинулся дальше. Под дверью восточной спальни снова замер.

– Бежим! – пискнул (или пискнуло?) alter ego. – Пока не поздно!

Я решительно постучал в дверь, вошел, не дождавшись ответа, и стал на пороге, не представляя себе, что делать дальше. Шлепать босиком к ее постели, рывком стаскивать одеяло, рыча набрасываться… Что? Я не знал. В кино эпизод на этом обычно заканчивается, и зрителю предоставляется возможность довершить картинку в силу своего воображения.

Я как идиот стоял у порога. Анна положила конец нелепому стоянию, сказав негромко: «Иди сюда». И я, радостно вильнув хвостом, пошел. По дороге пнул ногой alter ego, не к месту подсунувшего аляповатую картинку из старой книжки сказок: шестирукая железная Кали с порочно-зловещим лицом сжимает в объятиях какого-то несчастного и одной из рук собирается воткнуть нож ему в спину.

Глава 12 Исчезновение

Что пользы, глупый чижик,
Что пользы нам грустить?
Она теперь в Париже,
В Берлине, может быть…

Н. Гумилев, Почтовый чиновник

– Ты, Федор, пролетел с мусором, – с удовольствием сказал Коля Астахов Федору Алексееву. В пузырьке из мусорного ящика были духи, причем довольно вонючие, и никаких следов яда. И пальчики неизвестного лица. Таких пузырьков на любой помойке навалом, бери не хочу! До сих пор не понимаю, как я повелся!

Федор пожал плечами и промолчал. Он был занят – изучал уже в который раз свадебные фотографии. Одну из них молча положил перед Колей.

– Опять идея? Имей в виду… – Коля стал рассматривать фотографию.

– Ты думаешь? – спросил он, насмотревшись.

– Не знаю. Давай спросим у него самого.

– Не получится. Сейчас у нас Дубенецкий, – отвечал Коля, и невольное уважение слышалось в его голосе. Уважение относилось не к Дубенецкому, а к Федору. Коля чувствовал досаду – фотографию он прозевал и в итоге получил щелчок по носу.

* * *

Сегодня со мной беседовали известный мне старлей Астахов и новый человек, который представился капитаном Алексеевым. Этот капитан Алексеев мне, пожалуй, понравился – лицо интеллигентное, голос спокойный, речь правильная. В отличие от старшего лейтенанта Астахова, он меня ни в чем не подозревал, а если все-таки подозревал, то делал это, не в пример старлею, тактично и ненавязчиво. И в мою личную жизнь он тоже не лез. Он попросил меня рассказать о венчании. Обо всем, что я запомнил, не упуская ни единой, даже самой малозначимой детали. О том, что, возможно, бросилось мне в глаза – резкий жест, движение, выражение лица, внезапная эмоция: удивление, страх, испуг, словом – все. С самого начала.

– Мне кажется, вы пишете дневник, – сказал капитан.

– Пишу, – ответил я честно.