В 91-м году произошел обвал власти. Но ничего, в сущности, не изменилось. Нами продолжали править те же самые люди. Кто такие Алиев, Шеварднадзе, Бразаускас, Снегур, Лучинский, Ельцин?.. Бывшие первые республиканские и областные секретари, у них уже сложился определенный менталитет, они по-другому не могут. Если такого рода человек вдруг начинает заявлять, что перестроился, пошел в другую сторону, я этому не верю. Всяким там волкогоновым, яковлевым – в 70 лет вдруг прозрели! Мог бы с уважением отнестись к тому же Волкогонову, если бы он сложил с себя все звания – доктора исторических, философских наук, профессора, генерал-полковника, снял бы все регалии и сказал: «Ребята, я вам врал, оставляю все, что на вранье заработал», – и пошел дальше. Я бы ему честь отдавал целый день. Но он на тех же высоких постах и с теми же регалиями вдруг развернулся и пошел в другую сторону.
Много было деклараций: строительство нового демократического государства, проведение реформ в армии... В 91-м году, осенью, первый заместитель министра обороны СССР генерал-полковник Грачев трижды лично передо мной развивал фантасмогорические идеи о том, как он создаст комитет человек из 400, две трети будут политологи, социологи, экономисты, а одна треть – лучшие умы в погонах, и вот этот комитет создаст военную концепцию, доктрину. По сию пору, кроме самого Грачева и его порученца, в этот «комитет» так никто и не вошел. За реформу выдается то, что к действительным преобразованиям никакого отношения не имеет, например, новая форма одежды. Ну переоделись, а дальше-то что? Как она повлияла на наши мозги, на наши души? Она-то не русская, эта форма...
У нас сегодня нет «Закона о всеобщей воинской обязанности», а есть «закон всеобщей воинской отсрочки» – 22 способа уклониться от призыва.
Начали набирать контрактников. Но где он, реальный документ – контракт? Там всего один листик: «Я обязуюсь служить начальнику». А начальник: «Обязуюсь не обижать, а если обижать, то не очень...»
Контракт должен быть базовым документом, в котором четко, на основе закона прописано, где и как будет размещаться офицер, прапорщик, где будет жить, лечиться, питаться, в какой детский сад или школу будут ходить его дети, где будет работать жена. Вот тогда контрактник сто процентов времени будет отдавать службе. У нас же после всех этих «выводов войск» в навал распихали массу офицеров и прапорщиков, которые влачат жалкое существование без надежды на какой-то просвет в обозримом будущем. Он с утра приходит на службу, у него на лбу написано, что не о службе думает, а о том, выгонят его с квартиры или не выгонят. Как дожить на жалкие гроши, что остались после платы за квартиру? Где взять дрова, уголь, куда девать голодных, сопливых детей? И жена его при этом пилит. Он не служит, а отмечается. Он приносит на территорию части свое накопившееся раздражение. Бытие определяет сознание!
Я неоднократно пытался беседовать с министром обороны, ставил вопрос: хватит потемкинские деревни строить, надо опускаться с небес на землю, стать на эту грешную землю ногами и на основе здравого смысла заниматься реальными преобразованиями в армии. Ничего из этих разговоров не получилось.
Я на базе собственной армии, не скрою, дело прошлое – проводил комплекс мероприятий, направленных на то, чтобы создать предпосылки к реформе. Например, у нас на картах Министерства обороны масса флажков дивизионных. Если на такую карту смотреть, то страшно становится. А приедешь во многие из них, там говорят: «Вам дивизию построить во дворе или перед дверью канцелярии?» Нет дивизии, есть кадрированные до предела части. Пусть их будет в пять раз меньше, но они будут полностью укомплектованные, развернутые. Только в такой дивизии есть боевая подготовка и, как следствие, системная дисциплина. Здесь наряд есть эпизод служебной деятельности, и не более того. Не как сейчас 11–13 раз в месяц через день на ремень вплоть до господ офицеров. Выхаживает майор на посту, выкрикивает: «Кто идет?» и думает: «Какого черта я 15 лет назад сюда пришел?»
Такие полностью укомплектованные части должны иметь двойное-тройное складирование оружия и отлаженную систему переброски. Я это тоже проверил на практике. Все мои артиллеристы, танкисты, пвошники, разведчики летали сюда, на территорию России и стреляли на чужих полигонах из чужой техники. У нас уже нет возможности перебросить огромное количество техники куда-то, но людей перебросить мы еще можем, мы это отрабатывали, показали достаточно высокую эффективность. Прибывают люди, получают технику, готовят ее и на чужих полигонах выполняют задачу не ниже чем на «хорошо». Масса других было наработок. Все попытки это объяснить, привлечь внимание министра обороны – ни к чему не привели. Выходило другое. Чем больше я экспериментировал, тем больше было зависти, неудовольствия, злобы, всего, что угодно, – кроме нормального подхода к решению армейских задач.