Свой — чужой

— И за тобой, значит… Обалдеть… В кино в таких случаях злодей усыпляет бдительность инспектора Лосева, а затем подло прыгает, но все равно проигрывает схватку на крыше небоскреба. Хороший сценарий. Но я вот только не могу понять: а я-то тут при чем?

— Как это? — по-детски удивившись, захлопал ошарашенно глазами Егор.

— Так это! Какие у тебя козыри?

Якушев от такой наглости даже головой потряс:

— А деньги, которые у тебя?.. Этого что, мало?

Валера хохотнул, но скривился от боли и снова присел на диван. Поглаживая пальцами грудь, он просипел:

— Деньги? Так я их сам и вырвал из костлявых рук мафии! Я не просто офицер милиции. Я — сотрудник, работающий без прикрытия… О, как сказал! Самому приятно… Что вылупился?! Да, я не бывший сотрудник, а сотрудник! А ты, я вижу, не просто офицер, а сотрудник, работающий на Юнкерса! Так ты этот — оборотень! Тебя должен ловить тот вурдалак из УСБ, который часы за двадцать семь тысяч носит! А я… Я лишь выполнял свой долг. Прошу заметить — за 150 долларов в месяц без оперрасходов, потому что деньги в нашем деле не главное.

У Якушева совсем голова пошла кругом:

— К-кто?.. Какие двадцать семь тысяч зеленых?

Штукин снисходительно махнул рукой:

— Ты не анализируй… К этой информации у тебя еще нет допуска ввиду ее особой секретности… Тебе ведь что? Тебе надо кол осиновый вбить перед входом в гнездилище упырей. Ну, если ты честный сотрудник… А деньги? Деньги — в финансовый отдел ГУВД и оттуда — в доход государства. Понял? Повторяю для тех, кто на присяге целовал знамя: деньги — не главное. Ты не против?

— Разберемся! — зло заиграл желваками Якушев.

— Не понял? Это в ФПУ[157] разберутся!

— Дуркуешь, сволочь?!

Валерка ханжески вздохнул:

— Ах да! Я и забыл совсем — ты же в милицию пошел не для того, чтобы законы соблюдать!

— Я не собираюсь это обсуждать с тобой!

— Потому что крыть нечем!

— Есть чем! Ты — нехороший человек… — Егор запнулся, поняв, что говорит, как ребенок: — Ты людей убиваешь! Ты…

Штукину стало так тоскливо, что его даже затошнило снова. Переборов рвотный позыв, Валера сказал уже без прежнего драйва:

— Никого я не убиваю… я, может быть, и нехороший человек, а ты — просто недалекий. Хорошо, что у нас детей нет, — и дай бог, чтобы не было. Таким уродам дети не нужны.

— Нужны!! — заорал Якушев, который от бешенства уже не совсем понимал, что говорит.

Штукин посмотрел на него с опаской:

— Ты это… Шпалер-то убери! У тебя помутнение. Ты что, впрямь решил, что спасаешь мир? У-у-у…

Глаза Якушева налились кровью, как у быка на корриде:

— Деньги давай!

— Вот заладил… — вздохнул, как о больном, Валера. — Давай-ка мы, добрый человек, позвоним сейчас Ильюхину. Он как мой руководитель нас быстро помирит. Ладно?

Штукин даже не задумался над тем, что только что выбрал один из двух вариантов, о которых думал до того, как на балкон залез Якушев. Да он, собственно, и не выбирал ничего — Валерка просто не хотел идти туда, куда его тащили силком, как пленного…

— Зачем? — после короткой паузы спросил Егор.

— Зачем звонить именно Ильюхину или зачем он нас помирит?

— Зачем Ильюхину?

— Блин… — повесил голову Штукин. — Ну как мне тебе, твердолобому, растолковать, что я — действующий сотрудник, офицер милиции, твой, между прочим, коллега… Меня внедрили в империю Юнгерова. Ильюхин — мой куратор. Понял теперь? Смотри: я сейчас аккуратно достаю телефон и набираю номер, он простой и легко запоминающийся — девять-девять-два-ноль-два-ноль-ноль…

Валера медленно достал телефон Крылова и набрал номер. Егор, словно очнувшись, вскинул пистолет:

— Телефон на стол! На стол, я сказал!

Штукин посмотрел в зрачок пистолета и бросил телефон на журнальный столик, стоящий рядом с диваном. Якушев не заметил, что Валера успел нажать на кнопку вызова, и поэтому соединение с набранным абонентом уже началось… Штукин хмыкнул:

— Ты только не нервничай так… А то ведь убьешь живого человека, и тебя не поймут.

— Поймут!

— О’кей… Слышь, милиционер, а ты в чем правду ищешь? В том, что все старались друг друга перехитрить, мягонько так выражаясь? Тебе про это «мягонько» рассказать или побеседуем уже в прокуратуре — более обстоятельно?

Якушев заморгал, почувствовав себя неуверенно:

— Зачем нам прокуратура?

— Так, с прокуратурой понятно… А Ильюхин нам нужен?

— Н-нет, — не очень твердо ответил Егор.

— Прелестно. А Гамерник?

Якушев недоуменно повел шеей — эту фамилию он когда-то где-то слышал, но с последними событиями связать ее не мог. Штукин так же повел головой, пытаясь передразнить Егора, но застонал от боли. Сморщившись, Валера пояснил:

— Гамерник — это тот, кто организовал расстрел в лифте. И бойню в Пушкине устроил тоже он. Тех же красавцев послал. Они меня чудом не пришили. А еще он, как я полагаю, проплатил московским ментам, чтобы устроить веселую жизнь Юнгерову. Не удивлюсь, если изначальный заказчик моего внедрения — тоже он. Я над всем этим долго голову ломал. Про последнее, врать не буду, точно не знаю, но чуйка подсказывает… А вот про лифт и про Пушкин — верняк. Не втыкаешься? Как же мне тебе это все объяснить по-быстрому…

Пистолет в руке Егора дрогнул: