Юрий Петрович забубнил себе что-то под нос еще громче. Александр Сергеевич поднял глаза на Штукина:
— Ну, Валера… Что у тебя за вопрос? Только скажи сначала: ты-то хоть жизнью доволен?
Штукин весь подобрался на своем стуле, вроде как сел «по стойке смирно», решив, что вопрос о довольстве жизнью был риторическим, попытался сразу перейти к делу:
— У меня есть одно предложение…
— Ты не ответил! — не дал ему договорить Ермилов.
Тут уж взорвался Юнгеров:
— А можно мне-то поговорить? А?!
Александр Сергеевич был уже доведен до такого состояния, что едва не срывался на визг. Ермилов остро глянул на Юнгерова, встал и сгреб горсть конфет:
— Это «Белочка»? Это все что угодно, а не «Белочка». И развал, между прочим, начинается именно с таких вот мелочей. Казалось бы — внешне безобидных.
Александр Сергеевич закрыл глаза и тихо завыл. Юрий Петрович вскинул подбородок и, чеканя шаг, вышел — немного театрально, словно царский офицер, уходящий на расстрел.
После его ухода Юнгеров еще несколько секунд не открывал глаза. Когда он наконец-то решил оглядеться, то обнаружил, что рядом — никого, кроме улыбающегося Штукина.
— Чего это он? — прервал паузу Валерка.
— Я так ко всему этому привык, что если он изменится, то мне будет чего-то не хватать, — усмехнувшись, объяснил Александр Сергеевич и снова спросил Штукина: — Так что у тебя за вопрос, Валера?
Штукин нервно поскреб в затылке, улыбнулся несколько принужденно и вдруг понял, что ему трудно начать. Валера разозлился сам на себя, откашлялся и постарался взять себя в руки:
— Да тут, Александр Сергеевич, такая ерунда получилась.
— Знаешь, как в камерах говорят — «такая канитель», — улыбнулся поощрительно Юнгеров, и Штукин действительно вдруг почувствовал себя свободнее:
— Во-во, канитель… Занесло меня вчера непонятно с чего в «Книжную лавку писателя». Стою там, книжку одну листаю. И вдруг замечаю там товарища Гамерника собственной персоной…
— И? — вопросительно шевельнул бровью Юнгеров.
Штукин пожал плечами:
— И — ничего такого особенного. Я не сразу понял, что это он. Просто меня его охранник-дебил стал от прилавка отжимать, ну и чуть ли не нарвался на конфликт. А Гамерник его унял, я только после этого его и узнал. Ну и по привычке, когда они из магазина вышли, я решил с ними по городу прокатиться.
— Зачем?
— Так просто… Я же говорю — по привычке. Ну и довел я его до офиса — на Греческом.
— Есть такой, — кивнул Юнгеров. — Это один из самых старых, еще с прежних времен. У этой точки богатая история. Да мы и остальные его офисы хорошо знаем, давным-давно уже все установили… И хаты его знаем, и хату родителей, и даже квартиры его баб… Я это не к тому, что ты зря за ним прокатился, я просто рассказываю тебе…
Конечно, Валерка заметил в глазах Юнгерова лукавую искорку и поэтому слегка смутился:
— Александр Сергеевич, я, в общем, догадываюсь… И я не с тем пришел, что, мол, знаю страшную тайну — где у Гамерника офис на Греческом…
— А с чем?
— А у меня есть предложение… Оно родилось, когда я за офисом его наблюдал. Оно — спонтанное, но не непродуманное. И я понимаю, что, предлагая это, я беру на себя ответственность, даже если вы откажетесь.
— Не пугай меня, — сказал Юнгеров. — Я чуть было не сказал «ой». Сейчас ты скажешь, что его офис расположен более чем удачно, чтобы без особого риска с двух «калашей» завалить хозяина.
— Нет, — покачал головой Штукин. — Я про другое.
— Ну хоть тут повезло, — притворно вздохнул Юнгеров.
Валера выдержал небольшую паузу и четко выговорил, словно отрапортовал:
— Суть вопроса: я могу внедриться к Гамернику.
Александр Сергеевич долго смотрел на Штукина молча, а потом осторожно переспросил:
— Можешь?
— Могу попробовать, — уточнил Валера. Юнгеров кивнул:
— Небольшое уточнение, да?
Штукин упрямо вскинул подбородок:
— Я могу изложить свои соображения подробно.
Александр Сергеевич встал, вздохнул еле слышно и повернулся к Штукину спиной, глядя в широченное окно, из которого открывалась необыкновенно красивая панорама озера:
— Конечно. Я слушаю тебя. Излагай.
Валера откашлялся еще раз и начал излагать, стараясь не сбиваться и не вставлять в речь слова-паразиты: