Или момент из начала, когда в кадре был один из домашних интерьеров съемочного блока. И помню я ту вазочку, убранную на верх стеллажа. Прекрасно помню, как Полли полезла ставить эту вазочку и упала со стремянки. Еле успел её поймать. А уж как тогда взорвался – живым не ушел никто, в том числе и наш “технический директор”, у которого стремянка была в таком дерьмовом состоянии. Досталось даже начальству, которое мне потом печально сообщило, что совершенно меня распустило. Хотя я был прав, и Кирсанов это прекрасно понимал.
Помню, как Полли тогда пришла ко мне, злющему как голодный мегаллодон, обняла со спины. Как я молчал, раздосадованный её неосторожностью, и каждую из реплик, сказанных нами тогда.
– Злишься?
– Ты могла свернуть себе шею. Конечно же, я злюсь.
Полли на это с минуту виновато помалкивала и просто отрывисто пыхтела, и от её горячего дыхания по моей спине бежали мурашки.
Я не стал ждать её извининений, они были не особо и нужны, я просто развернулся тогда, обнял её сам, крепко стискивая свою весну в руках, напоминая, что все в порядке, она – целая и невредимая, я успел, ничего не случилось.
– Будь аккуратней, родная, – шепнул тогда умоляюще, глядя в её майские глаза, – я тебя снова терять не хочу. Ни на день.
А она в ответ зажмурилась, кивнула и потянулась к моим губам, чтобы поставить еще один плюсик в мысленной летописи наших с ней поцелуев. Чтобы я снова ощутил себя еще более живым. Чтобы снова сознался, что безумно её люблю, как только оторвался от её губ. А она – тогда впервые с момента развода – мне ответила: “И я тебя тоже”.
Это была маленькая моя победа, от которой в моей груди будто взорвалось и растеклось по ребрам изнутри маленькое раскаленное солнце.
А еще это все-таки было и мое поражение – тоже. Потому что она говорила это будто с опаской, будто опасаясь, что как только я услышу это – сразу снова от неё уйду.
Хотя, разумеется, мне этого было недостаточно. Ведь я уже слышал когда-то эти слова от неё, и куда более эмоциональные, и сердце в груди уже вздрагивало от них. Но этого ведь мне всегда будет мало. Я не хочу останавливаться на паре фраз, хочу всю любовь моей весны, которую она может дать мне.
И потом, я сам живу будто во сне. Мне даже сейчас – два года спустя, как и тогда, когда мы только помирились – мне до сих пор сложно поверить, что она тут. Что она – снова моя, и что сейчас я приобниму её за плечи, и она не вспылит и не огрызнется, а опустит голову уже на мое плечо, заставляя капели в моей душе запеть громче и звонче.
Теплая моя весна, боже, столько времени утекло после нашего воссоединения, а как будто и дня не минуло. И как не мог я дышать без неё – так и не могу.
Полинка досматривает фильм до самого конца, до последней строчки титров, до последней ноты финальной песни. Кстати аудиосопровождение фильма – это отдельный повод для гордости, правда, уже не моей, но в этом фильме больше оригинальных инструментальных композиций, чем в любом другом фильме Кирсанова. И эти композиции действительно крутые.
– Ну, что, госпожа Бодлер, что вы скажете?
Когда Кирсанов говорит о фильмах, он похож не на взрослого состоявшегося человека, а на ребенка, ждущего хорошей оценки. Хотя я могу понять. Он ведь режиссер, и наличие Полли на съемочной площадке, её восторженные глаза – вот что обеспечивало Илье большую часть его творческого вдохновения. Илья умело скрывает, но в свое время он не зря настаивал, чтобы моя заветная присутствовала на съемочной площадке. Она произвела на него впечатление.
Ему и вправду хотелось вот этого, чтобы Полли в итоге растроганно улыбалась, стирая со щек слезы, и шумно сморкалась в бумажный платок. Её сложно довести до слез в жизни, она у меня ужасно сильная, и мне порой приходится напоминать ей, что вообще-то это ей не обязательно. Я – рядом. Ровно для того, чтобы ей сильной быть не приходилось.
– Мне кажется или вы себя превзошли? – тихонько выдыхает моя весна. Вообще-то нет, не кажется.
– Все мы тут прыгали выше головы, – ухмыляется Кирсанов, всем своим существом источая удовольствие, – потому что кое-кто задал нам очень высокую планку своей книгой. Нам пришлось соответствовать вам, госпожа Бодлер. Так что результат великолепный в основном благодаря вам.
– Да ну, – Полинка смущенно опускает реснички, – скажете тоже, Илья Вячеславович.
Если бы Кирсанов не был счастливо женат, если бы я не знал, что Полина для него только муза – я бы, наверное, не удержался и вызвал его на дуэль, забив на то, что те дуэли уже две сотни лет как отменили. Я просто знаю, что Полинка очаровала и его – это было заметно с первых их бесед, а сейчас, два года спустя она может кормить его с рук. Сколько кофе ими было выпито на съемочной площадке – не сосчитать.
Но нет, мне тут подозревать нечего, Илья не заходит дальше эмоциональной привязанности, да и моя девочка сейчас снова льнет к моему плечу, это компенсирует мне очень многое.
Кирсанов же, не будь дураком, уже подбивает клинья насчет другой книги.