Своеволие философии

Вопрос, который беспокоит меня долгие годы занятий философией: стал ли я мудрее?

Конечно, мудрость приходит с годами, но приходит ли? Совсем недавно я понял, чем философ отличается от мудреца. Великие мандарины древнего Китая были толстыми и неподвижными, каждое напрасное и непродуманное движение могло бы нарушить гармонию Поднебесной, поэтому они старались не шевелиться и удерживать равновесие. Мудрость – это состояние ума тех, кто прошел школу неподвижности, «не-деяния», кто ограничил поспешность своей речи и суждений, достиг одиночества, приблизился к природе. Философ слишком спешит со своими идеями и мыслями… Стараюсь медлить, но это трудно.

Как бы Вы описали свои отношения с собственными текстами?

Иногда забываю, что когда-то написал и снова перечитываю. Сначала бывает интересно, но потом начинаешь мысленно переделывать… И чтение испорчено. Сегодня я свои тексты практически не читаю, а только редактирую и готовлю к печати. Иногда кажется, что я уже все написал…

Бибихин сравнил себя с рыбой в глубине, с кем или чем бы Вы сравнили свое существование в философском сообществе?

Рыба – символ Христа. Если придерживаться водной метафоры, то я вспоминаю свою юность и отдых в Крыму. Мне очень нравилось подражать дельфинам, когда я разгонялся на волне и потом, резко оттолкнувшись от нее руками и ластами, взлетал над поверхностью… В философии мне всегда нужна волна, а это и есть идея. Так что медлить я могу, только повисая в воздухе…

Валерий Подорога

Время чтения

А.А. Гусейнову – читающему философу…

1. Начинаю читать: первые образы, цепочка деталей, появление атмосферы, а с нею и ритма, развитие интереса к дальнейшему чтению; я как будто вошел в другой мир и отыскиваю для себя возможность в нем закрепиться на позиции, с которой удобнее всего следить за повествованием, даже участвовать в нем. Выбираю: это, конечно, или главный Герой, или Автор или тот, кто рассказывает – Рассказчик. Все это происходит на уровне бессознательного, чисто миметического отождествления. Чтение телесно, надо так освоить первичные образы, чтобы они стали проводниками твоих привычек и ожиданий, твоего собственного тела, окружаемого аурой возможных реакций, «чувствований» и ощущений, которое приносит с собой истинное чтение. Вот почему между читающим и тем, что он читает – обрыв, некая пропасть, которую нужно всякий раз перепрыгивать, чтобы начать чтение. Как это сделать? Читая, я воспринимаю с помощью проб/узнаваний и опережений другой мир, включая основной механизм вживания в него, – мое воображение. А оно действует с помощью механизма опережающего узнавания. Но так, чтобы отказ от самого себя, был принят за необходимое условие чтения.

2. Вспоминаю бабушку, которая была «неграмотна», как тогда говорили, и читала с трудом. А читала она так: близко придвигала книгу к себе, чтобы можно было водить указательным пальцем по каждой букве, и вот так, указывая на каждую букву, она складывала из них слова. Произносила слова она достаточно отчетливо, хотя и вышептывая, – собирая буквенную россыпь звуков в некое аморфное, но все-таки смысловое единство. И читала всегда только одну книгу – Библию.