Вот почему мы должны преподать гуманитариям, оплакивающим «конец Европы», великий урок Гегеля: когда кто-либо рисует картину абсолютного и внутреннего морального разложения Европы, вопрос, который стоит задать – как подобная позиция сама соучаствует в том, что критикуется. Неудивительно, что за исключением гуманистических воззваний к состраданию и солидарности, эффекты от подобного сострадательного самобичевания являются нулевыми. Если мы на Западе реально хотим преодолеть расизм, первое, что мы должны сделать – это оставить позади весь этот политкорректный процесс бесконечного обвинения самих себя. Несмотря на то, что критика Паскаля Брюкнера сегодняшних левых часто вызывает насмешки, это не исключает его случайные дельные озарения – поневоле соглашаешься с ним, когда он обнаруживает в европейском политкорректном самобичевании перевернутое цепляние за собственное превосходство. Где бы ни был Запад атакован, его первой реакцией является не агрессивная защита, но само-копание: Что мы сделали такого, что заслужили это? Мы, в конечном счете, обвиняемся в мировом зле; катастрофы Третьего мира и террористическое насилие есть не более, чем реакции на наши преступления … Позитивная форма Бремени Белого Человека (ответственность за насаждение цивилизации среди колонизированных варваров) таким образом просто замещается его негативной формой (бремя вины белого человека): если мы не можем более быть благожелательными господами Третьего мира, мы можем в конце концов быть привилегированным источником зла, отечески освобождающим их от ответственности за их судьбу (если страны Третьего Мира вовлечены в ужасающие преступления, это никогда не является их собственной ответственностью, но всегда есть последствие колонизации: они скорее имитируют то, что делали их колониальные хозяева и т. д.). Эта привилегия и есть
По этим соображениям политкорректная логика часто мобилизует механизм, который можно назвать «делегированной чувственностью»265: его линия аргументации часто такова – «Я достаточно толстокожий, меня не задевают человеконенавистнические высказывания сексистов и расистов или издевательства над меньшинствами, но я говорю за всех тех, для кого они могут оказаться болезненными» – она относится к наивным Другим, тем, кто нуждается в защите, потому что они не замечают иронию, или не могут «держать удар». Это еще один случай того, что Роберт Пфаллер называл «интерпассивностью»266: я делегирую пассивный опыт чувствительности к боли наивному другому и таким образом утверждаю его инфантильность. Вот почему мы должны спросить самих себя, является политкорректность чем-то, что реально принадлежит Левым – не является ли это стратегией защиты от требований радикальных левых, способом нейтрализации антагонизма вместо открытой борьбы с ним? Многие угнетенные хорошо чувствуют, как стратегия политкорректности часто лишь дополняет травму оскорблением: пока угнетение остается, они – угнетенные – еще должны быть благодарны либералам за то, что они их защищают.
Одним из самых прискорбных побочных продуктов волны беженцев, проникших в Европу зимой 2015/2016, был взрыв морального возмущения среди многих левых либералов: «Европа предает свое наследие всеобщей свободы и солидарности! Она утратила моральные ориентиры! Она рассматривает военных беженцев как незваных гостей, отгораживаясь от них колючей проволокой, заключая их в концентрационные лагеря!». Такое абстрактное сочувствие, смешанное с призывами полностью открыть границы, заслуживает великого гегельянского урока прекрасной души – но что, если авторы подобных воззваний очень хорошо понимают, что они ничем не помогут бедственному положению беженцев, и что конечным следствием их призывов будет подпитка антииммигрантских настроений? Что, если они втайне очень хорошо знают, что то, чего они требуют, никогда не произойдет, поскольку оно будет вызывать мгновенный популистский протест в Европе? Почему они тогда делают это? Есть только один подходящий ответ: истинная цель их активности – это не помощь беженцам, но
Следующий шаг, который следует сделать – уловить связь между этим избытком и нехваткой: дело не только в том, что избыток восполняет нехватку; избыток и нехватка – это две стороны одной медали. Гегель дает точную формулировку этого парадоксального отношения между нехваткой и избытком применительно к проблеме «черни»: