Свод (СИ)

— Пан Война, — кланяясь, мягко ответил слуга, — мы с Мареком стучали во все окна. Никого ниц нема[i]. Мы обошли вокруг. Марек увидел огонь в пристройке на заднем дворе. Там начуе нейкая кабета[ii]. Это пан Альберт её тут оставил…

Якуб вышел из экипажа и остановился, кутаясь в дорожное покрывало от пронимающего до костей собачьего холода. Тёмные силуэты фигур слуг неясно прорисовывались на зыбком полотне тумана, подсвеченного восходящей над лесом луной. Война выдохнул перед собой большое облако пара:

— А где же сам пан Альберт? — невольно передёргивая плечами, спросил он.

— Они весь маёнток отселили, — вкрадчиво ответил Збышек. — У іх, пан Война, наўвокал пошасць гуляе[iii]. Дочка той кабеты, что сейчас следит за панским добром, умерла. Так пан эту тётку оставил тут, а селян и прислугу от греха подальше отселил в печища, рядом с маёнтком. Сам он с семьёй и прислугой на время в гумно перебрался, где-то возле леса, как раз по дороге в Мельник. Так что если пан желает, я думаю, мы их найдём?

— Едем…

Якуб забрался в экипаж и кони, гулко затопав копытами по сырой подмёрзшей земле, тронулись в путь. Поезд тяжело выкатил на мельницкую дорогу, поднимающуюся вверх к далёкой окраине леса. Позади, словно в опустившемся на землю облаке исчезло в непроглядном тумане безжизненно тёмное имение Патковских.

Огромная серебряная бляха луны заливала покрытое инеем поле щедрым, холодным светом. Здесь дышалось легче, не было той болезненной сырости, что пробиралась ледяным холодом даже под шерстяные дорожные покрывала, однако и ожидать тепла от ясной осенней ночи тоже не приходилось.

Молчавшая всю дорогу девушка вдруг призналась, что страшно замёрзла. Свод, узнав о чём она говорит от Якуба, несмотря на то, что и сам уже давно не чувствовал от холода пальцы ног, не стал упускать случая завоевать расположение красавицы. Он со всем отпущенным ему природой старанием принялся ухаживать за перепугавшейся подобному проявлению внимания крестьянкой. Англичанин накрывал её поверх тёплого полога чем-то из дорожного багажа, растирал ей ладони, согревал их своим дыханием и эта возня на какое-то время отвлекла всех от дороги. Но вот где-то рядом с поездом снова залаяли собаки и всякое движение вокруг промёрзшей панночки прекратилось.

Лошади остановились. Якуб прислушался. В гулком, холодном воздухе ясно слышались далёкие, едва различимые голоса людей. Через какое-то время у двери экипажа появился свет факела:

— Паночку, — скрытый пятном режущего глаза огня, тихо и торопливо произнёс где-то Зыгмусь, — пан Альберт и панна тут, в гумне. Яны баяцца пошасці, таму, калi пан Война жадае пройти до них, надо будет окурить огнём свою одежду. Тут, наўскрайку[iv] капна с сенам, так что можно надёргать жмень сколько и вас, пане, окурить…

Якуб вышел из экипажа. Прямо перед ним, освещая факелом силуэты сутулящихся от холода слуг дяди Бенедикта, стоял кто-то из прислуги Патковских. Близкое присутствие огня прятало от взгляда молодого пана грозно рычавших где-то в темноте собак. Было ясно, что ещё несколько человек в стороне держат этих злых лохматых охранников.

— Пан Война, — поклонившись, отстранённо произнёс человек с факелом, — у вас какое-то дело до пана Альбэрта?

— Да какое дело? — Возмущаясь странному тону слуги, ответил Якуб. — Я проездом. Просто хотел выразить пану Патковскому почтение, только и всего.

— Да нас не можна, — замялся слуга, — алэ, як пан захцэ, то я 'yсё ж запрашу да вас пана Альберта?[v]

— Конечно запраси, мил человек! — Не без доли удивления настоял на своей просьбе Война.

Человек с факелом тут же отправился прочь, сбегая куда-то вниз под сенью раскидистых, полуголых веток деревьев. Играющие вокруг огня тени, будто оживали, протягивая из темноты к тому, кто посмел прервать их сон свои когтистые лапы. Вдоволь налаявшиеся собаки, понимая, что чужаки прибыли надолго, заметно притихли. Стоявший неподалёку Зыгмусь осторожно приблизился к пану:

— Паночку, — тихо прошептал он, — што ж то за пошасць такая, што пана з паннай ў гумно загнала? Вой баюся я, каб чаго ні было[vi]...

Война опасливо осмотрелся. Поезд стоял в тени. Старые, густые ели, растущие на самом краю леса способны были создать преграду даже дневному свету, что уж говорить о лунном. Да, пожалуй, слуга прав. И чернеющий впереди лес, и поднимающийся позади туман могут таить в себе много опасностей. На самом деле, было что-то неприятное и загадочное в том, как встречает своих гостей пан Альберт.

— Зыгмусь, — как можно мягче произнёс Якуб, — ты бы шепнул нашим, на козлах, чтобы чуть что были наготове.

— Пан Якуб, — вместо ответа неожиданно громко сказал слуга, — я пайду гляну коней. У варанога сёння дзень цугля[vii] выскаквае. Што я ні рабіў..., — продолжал он уже возле экипажа, — а ўсё адно. Трэ будзе кавалю аддаць, хай запляскае збоку, а то..., — далее слова хитреца Зыгмуся стали уже неразличимы.