Свод (СИ)

В этот день Эшенбурк явился с опозданием. Узнав, что пан Война отъехал по делам, Никаляус без особого труда отыскал Свода, который был только рад этому, начиная страдать от безделья. Никаляус, пребывающий в прекрасном расположении духа, поделился с англичанином новостью. Дело в том, что его снова наняли учительствовать. Теперь уже у пана Лянге в Хотиславе. Старый учитель, что обучал детей пана Мечислава вот уже полгода, как отправился на небеса.

«Мне обещано жалованье, — хвастался Эшенбурк, — и жильё, впрочем, я уже туда перебрался. Это рукой подать от Мельника и хоть пан Лянге не состоит в особой дружбе с паном Криштофом, думаю, после моих рассказов о пане Якубе и о вас, господин Свод, такой умный и порядочный человек как пан Мечислав, непременно захочет с вами познакомиться»...

Отмечающий некоторое удивление в глазах Свода и пребывающий в крайне возбужденном состоянии Никаляус трещал без умолку:

— Это чуть в сторону от Патковиц. Лянге доктор, костоправ. Он учился этому в Италии. Его родители умерли, так и не дождавшись, когда он закончит учёбу. Что поделаешь, все мы смертны. Так вот, Лянге доучился и перебрался сюда. Его предки не были богатыми людьми, хотя, их род ведётся от знатных староляшских корней. Помимо Хотислава у них в пользовании было ещё и сельцо, однако, родители Лянге продали его для того, чтобы обеспечить сыну стоящее образование. Это старик Симони, итальянец тот, что помогал лечить пана Альберта, наверняка, вы его помните, мистер Ричмонд, выкупил то сельцо и посоветовал родителям Мечислава, куда лучше отправить учиться их сына…

— Николос, — называя Эшенбурка на свой манер, остановил сыплющуюся из него, словно горох болтовню Свод, — чёрт вас подери! Как? Откуда?! Объясните мне, что случилось с вашим английским?

Эшенбурк, разрывая цепь своих повествований, ничуть не смутился этому тупиковому вопросу:

— Я же говорил вам, — без всякой тени разоблачения ответил учитель, — я быстро всему учусь, а к тому же я прошу меня простить, но должен вам признаться, что слегка лукавил, говоря, что слабо владею этим языком. Вчера я вдруг понял, что кривляться больше нет смысла.

Старый пан Война, молодой, …вы. Все в мельнике так добры ко мне, несмотря на всю мою видимую придурковатость. Отдавая вам должное за это, я просто вынужден сознаться в том, что мой хороший английский стоит не только на старании и тяге к наукам. Я жил в Англии что-то около трёх лет. — Никаляус тяжко вздохнул. — Знаете, мистер Свод, я ведь грешен. Всю свою жизнь я от кого-то бегал. Ещё в 1493 году, когда мне было семнадцать, я с матерью жил в Любеке. Работал угольщиком у пана Смолярека.

Мы ютились в бараках недалеко от их дома. Соседство, есть соседство. Юность, танцы в праздники. Вот как-то познакомился я с его дочерью. Дело молодое и легко дошло до того, что она …она, забеременела. Само собой, ни о какой женитьбе я и мечтать не мог. Кто я, простой угольщик, а она дочь управляющего.

В тех местах копают уголь, прямо из-под земли, даже не утруждая себя, углубляться в недра…. Но, это, как говорится, к делу не относится. Так вот пан Смолярек, узнав о том что ему предстоит стать дедом, поклялся убить меня. Я стал прятаться в лесу. Мать носила мне еду и тёплую одежду.

Потом стало холодно и я, попрощавшись с мамой, бежал сначала на север Польши, а уж потом и в Англию. Прослонявшись по побережью без дела что-то около года, я подался на север и нанялся в кожедубильный цех мистера Ботта в Шеффилде, Йоркшир. Хоть работа в смраде и сырости, а всё же лучше, чем спать в портах под рыбацкими сетями, да таскать лярд[132] у зазевавшихся на пристани торговцев.

В работе я был усерден, сказывалась привычка к тяжёлому труду. Вот как-то в одном трактире, пьяные моряки учинили драку. Там был сын мистера Ботта, Томас. И плохо бы ему пришлось, если бы в это время я не проходил мимо. Я спас Томаса и, в благодарность за это мистер Ботт определил меня подальше от вони, в ученики к Джону Крукеду.

Тот слыл большим мастером по части работы шила и дратвы[133]. Мастер Крукед для всей округи ладил кожаную обувь и одежду. Вскоре я и в этом деле поднаторел и стал перерастать из его лучшего ученика в мастера. Всё было бы просто прекрасно, если бы только в один момент я, на свою беду, не подхватил сухотку[134].

Болел я долго. Мастер Джон, которому бог не дал семьи, так сильно любил меня, что ухаживал за мной и оплачивал лекаря. Тот, видя заботу старого мастера и будучи человеком добрым, попутно обучил меня грамоте для того, чтобы я не умер с голоду после того, как поправлюсь. Сами понимаете, шить обувь или одежду я тогда не мог.

Старик Джон с подачи всё того же лекаря помог мне устроиться в читальный дом переплётчиком. Работа тоже с кожей, но куда легче обувной. Вначале я просто перешивал книги, а потом начал их и читать. Вскоре я даже стал ночевать в читальном доме.