Свободный полет. Беседы и эссе

— Мы с Васей Степановым, моим партнером, были студентами, и, конечно, нагрузка легла на нас колоссальная. Какое-то время мы были буквально в каждой бочке затычкой: я готовила какую-то рыбу в кулинарной передаче, в этот же день ходила отвечать на вопросы в «Самый умный», потом еще какой-то кошмар. А по поводу своей игры… Первое время я так сердилась на этот фильм, так себе не нравилась в кадре — ходила и просто что-то бубнила. Прошло время, я повзрослела и теперь понимаю, что не имела никакого права на такое «фе». Потому что Фёдор Сергеевич взял меня, зеленую, в большую картину — рискнул. Благодаря ему все узнали, что есть такая актриса Юлия Снигирь. А потом мне надо было много работать, чтобы доказать, прежде всего самой себе, неслучайность произошедшего.

— Ты снимаешься часто, но, согласись, такого выстрела, такого мощного проекта, подобного «Обитаемому острову», у тебя пока больше не было.

— Вот давай, Вадим, будем честными по поводу «выстрела». Я действительно не могу назвать ни одной своей роли, которой бы гордилась, чтобы захотела сесть со своими близкими и сказать: «Давайте посмотрим этот фильм с моим участием». Такого нет. Для меня «выстрел» — это Юля Пересильд в фильме «Битва за Севастополь», потому что это большое кино, это грандиозная роль, серьезная, драматическая, и Юля гениальна в этой роли. Но таких примеров мало.

— Очень хороший ты привела пример, Юля. Скажи, в какой момент ты сменила фамилию Сирискина на псевдоним?

— Это не псевдоним. Я вышла замуж в семнадцать лет, Снигирь — фамилия мужа.

— Вот как? Я не знал.

— Если честно, мне не хочется говорить на эту тему. То мое замужество давно в прошлом. Я тогда училась в педагогическом институте. А когда началась моя актерская жизнь, наши дорожки разошлись.

— Твои родители тоже рано поженились, и ты родилась, когда маме было всего восемнадцать лет.

— Девятнадцать.

— Ну всё равно рано.

— К тому же мама постоянно работала. Я не представляю, как она всё успевала.

— Но ты тоже много чего успеваешь, будучи молодой мамой. Твоему сыну Фёдору всего год, а ты снимаешься, насколько я знаю, практически без выходных.

— Во-первых, мне помогает мама, а во-вторых, сейчас столько приспособлений, без которых я представить себе не могу быт с ребенком. У нас дома, когда я росла, не было даже стиральной машины. Мама всё стирала руками, и я помню, как однажды, пытаясь ей помочь, высыпала весь порошок на чистое белье и маме пришлось вручную опять всё это полоскать. А насчет съемок… Знаешь, мне всё время требуется какое-то движение, а иногда так хочется покоя. Говорят, для полной гармонии надо медитировать, но я еще не достигла такой высоты. (Улыбается.)

— Кстати, насчет движения. Ты родом из Тульской области. Насколько острой была потребность перебраться в Москву?

— Знаешь, я достаточно рано сформулировала для себя, что хочу учиться в Москве. В педагогический институт я пошла не потому, что хотела стать учительницей. Просто у меня был страх, что я не поступлю в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза.

— Ты и в педагогический поступила только на второй год. Сильно переживала провал?

— Мне кажется, в таком возрасте всё легче переносится. Сейчас я, может быть, сломалась бы и уехала обратно. А тогда во мне было столько драйва! И потом, было маленьким чудом, что ко мне вдруг подошла педагог, которая сказала, что я недобрала всего один или полбалла, что ей жаль, потому что экзамены я сдала хорошо, и поэтому она предлагает мне остаться в институте. Я осталась работать на кафедре за какую-то совершенно мизерную зарплату, и этот год был таким серьезным испытанием. У меня с тех пор остались какие-то фобии — например, страх остаться голодной. Поэтому у меня дома в холодильнике всегда много еды.

— Ты успела поработать и в школе, учительницей английского языка. Получала удовольствие?

— Нет. В институте мне было интересно, а когда я пошла работать в школу, то быстро поняла, что я неискренна с детьми. Все-таки на уроки надо приходить с открытым сердцем, а я поняла, что, наверное, мне хочется чего-то другого.