— Я православный, меня крестили еще ребенком, когда мне был год, по-моему. Брат не старался меня вовлечь, так как я в этом уже был, но он постарался дать мне глубину знаний. Человек должен постоянно внутренне расти. Духовный рост, как рост мышц — надо постоянно тренироваться. Сегодня мы это называем «работа над собой» — self-help. Если человек не хочет тренироваться, он всегда найдет какую-нибудь отговорку: сегодня я не выспался и так далее. А брат обогатил мою жизнь. Он дал мне прочитать беседу святого Серафима Саровского, и там написано о цели христианской жизни. Короткое такое интервью, которое объясняет, что от жизни надо получать прежде всего радость — но только через хорошие, добрые дела. Бог нас сотворил, чтобы радоваться. Грех — это путь, но если ты идешь по этой дороге, то теряешь радость… В христианской культуре есть такое понятие, как «пост». В чем он заключается? Это не то, чтобы ограничивать себя в пище. Такое ограничение — это только владение своими инстинктами. Важнее — контроль разума и ума над телом. Потом есть добродетельность, но не добродетельность безумная, а добродетельность умносердечная, которая имеет свою конечную цель — одуховление жизни. И третье — это молитва, которая делает сознание человека глубже, и он начинает видеть то, чего раньше не видел. Конечно, читать, тренироваться, путешествовать — это круто, но это всё, скажем так, находится на поверхности. А то, что мы затрудняемся объяснить, — например, что такое пост, что такое молитва, что такое добродетельность умносердечная, а не безумная — это вещи, которые стоит исследовать, искать… Вот эти знания меня изменили. Не знаю, до какой степени, — просто я начал себя вести по-другому. То есть раньше я считал себя атеистом или агностиком: допустим, я верю, что что-то там, наверху, есть, но что именно — я не могу понять, ну пусть так и будет. А дальше пришло понимание других ценностей.
— Важно всегда быть в позитиве?
— Это, скорее, благодать, присутствие Святого Духа. А позитив — это когда ты сам себе говоришь: «Мне хорошо, я на позитиве, я делаю добро».
— Насколько я знаю, у тебя в детстве было много увлечений, в том числе спорт. А почему победил театр?
— Когда мне было 13 лет, я пошел в детскую актерскую школу. Там занимались думающие ребята, мне было интересно среди них. А в шестнадцать я поступил еще и в театр, где тоже были занятия, но это такой настоящий, пусть и подростковый, театр, где мы делали спектакли. Таков был мой выбор. А через два года я поступил на актерский факультет.
— Вот ты говоришь: «мой выбор». Тебя с детства приучали к самостоятельности, к принятию решений или всё это было интуитивно?
— Это генетически.
— То есть?
— Мне рассказывали родители, что я начал рано ходить, рано говорить — всё делал рано. Когда мне было восемь лет, я сам через весь город передвигался из одного района Белграда в другой. Это если представить, как кто-то в Измайлово сел в метро, приехал в район Тверской, пересел на трамвай или троллейбус и поехал дальше — в школу, а потом оттуда вернулся сам домой.
— Это была вынужденная ситуация?
— Наверное, да. Родители были разведены, я жил с мамой, мама работала в школе, и иногда так случалось, что некому было меня отвезти. А сам я чувствовал, что могу быть самостоятельным. Хотя район, в котором мы жили, был криминальным: там можно было голову потерять за кроссовки. Но в 90-е небезопасно было везде: мой друг в 13 лет погиб около школы — наркоманы на машине просто его сбили, когда он стоял на тротуаре.
— К счастью, тебя все эти драмы не коснулись.
— Они, действительно, на меня не повлияли. У нас ведь и бомбежка была в 1999-м. Я думаю, 90-е меня немножко формировали, но не так, чтобы уйти в криминал.
— Персонажи, которых ты играешь в российском кино, — это прежде всего мачо, которые пронзают своим циничным холодным взглядом. А мне кажется, Милош, внутри у тебя энергия совсем иная, достаточно теплая…
— Ну так и должно быть: в кино я другой, я не должен быть собой.
— Ещё такой момент. Когда в твоей жизни появилось российское кино, тебе надо было себя как-то менять, ломать — в психологическом плане? И творческом.