— У тебя долго маялась душа. Сейчас, наверное, всё встало на свои места. Я так понимаю, семья для тебя важнее всего.
— Дети.
— А муж?
— Муж… Муж сегодня есть, а завтра нет. Это такая единица, мне кажется, непостоянная.
— Арчил об этом знает?
— Думаю, да.
— Арчилу не будет обидно прочитать твои слова о том, что муж сегодня есть, завтра нет?
— Не знаю, мне всё равно. (Смеется.) Я знаю, что у меня есть дети, за которых я несу ответственность. С уходом мужа из моей жизни в принципе ничего не поменяется. А с уходом детей, не дай бог, моя жизнь разрушится.
— Как не изменится? Муж тебя обеспечивает…
— Послушай, что значит обеспечивает?! Я же тоже работаю. Вот сейчас у сына каникулы, мы приехали в Москву, и я снимаюсь в полнометражном фильме «Наши дети». Такое новогоднее кино про детей, про счастье.
— Каникулы. Только поэтому снимаешься?
— Нет, не только поэтому. Это проект моего бывшего мужа, он позвонил мне, предложил, и я ему помогаю.
— Скажи, а у тебя, вообще-то, есть эта потребность — сниматься в кино?
— Есть, есть потребность сниматься и работать. Потребность какого-то функционирования, какой-то жизни. Там, в Швейцарии, конечно, невозможно всё время находиться. Не знаю, что будет в следующем году, вряд ли я уже соглашусь на такие «посиделки». Это просто день сурка какой-то. Я раздражаюсь, психую, ору, кричу, потом успокаиваюсь. Выплеск происходит, и всё. В итоге я понимаю, для чего всё это.
— Скажи, а предложения тебе часто поступают или все знают, что ты в Швейцарии и «абонент недоступен»?
— Поступают, конечно. Но бывает, допустим, предложение в пятьдесят съемочных дней. Вот что я с этим буду делать? В таком случае я даже сценарий не читаю. Что мне читать сценарий на пятьдесят-семьдесят съемочных дней, если, даже будучи в Москве, я не могу так надолго оставить детей. А так, конечно, мне не хватает энергии съемок. Я ведь не снималась довольно давно. Единственные съемки — когда я была беременна Эмми, мы делали продолжение «СуперБобровых».
— Тебе на днях исполнился тридцать один год. А передо мной всё та же девятнадцатилетняя питерская девочка. Что это? Генетика?
— В смысле внешности? Генетика. Мне в последнее время алкоголь не продают. Зашла в магазин за бутылкой вина, меня заставили показать паспорт. Бесит! Я говорю: «Вы что, издеваетесь? С какого возраста можно продать мне алкоголь, какая цифра должна быть в паспорте?» — «Восемнадцать лет». Открывают паспорт: «О господи!» (Смеется.)
— Это же замечательно. А ты сама на какой возраст себя ощущаешь?
— Я не знаю, вообще не знаю. Я что-то сейчас запуталась в этом состоянии. Наверное, это какая-то внутренняя прибитость моя, связанная с отшельничеством. Но могу сказать, что мамой я себя по-прежнему не ощущаю. Какие у меня могут быть дети, откуда?! Внутренне я до сих пор маленькая. Помню, когда мои родители были тридцатилетними. Мне казалось, что тридцать пять — это уже такой солидный возраст. До сих пор не могу поверить, что у меня уже трое детей, которые кричат: «Мама, мама…»
— Что осталось в тебе от девятнадцатилетней девочки, с которой мы гуляли летом 2006-го по набережной Фонтанки, когда снимали программу «Кто там…»?
— Наверное, верность людям. И бесшабашность какая-то.
— И при этом я чувствую такую завораживающую умиротворенность.
— Раньше говорили: «Почему она психует, почему кричит?» А теперь всех напрягает моя умиротворенность. Опять что-то не так. (Смеется.)
Милош Бикович
Попутный ветер
Милош БИКОВИЧ обрел ту степень популярности, когда уже не имеет значения его национальная принадлежность и страна проживания. Сербский актер сразу оказался «своим» в России, а проекты с его участием чаще всего становятся хитами. Он по-прежнему делит жизнь между Москвой и Белградом, и, похоже, статус транзитного пассажира его самого абсолютно устраивает. Правда, сейчас он больше времени проводит в Белграде, и в Москву прилетел всего на несколько часов. О нашей встрече мы, естественно, договорились заранее. Сначала решили поговорить, а потом сделать фотосъемку. Так и поступили.
— Ну что, Милош, рад тебя видеть.
— И я тебя тоже. Мы не виделись почти год.