Свободный полет

– Да. Мне кажется, что ты один из тех музыкантов, которым не нужно готовиться к переговорам, потому что тебя мало интересует коммерческая сторона творчества. Было бы иначе, ты бы уже начал рыть землю в поисках спонсора и поддержки, но нет, по крайней мере ты (не ручаюсь за твоих коллег по цеху) довольствуешься андерграунд-концертами в переделах области.

– Говори короче, мне нужно аппаратуру грузить.

– Не нужно, – он ухмыльнулся.

– Не понял, – еще больше напрягся я.

– Мои парни помогают твоим собраться. Просто жест доброй воли.

Я машинально потянулся за телефоном в карман. Больше всего я переживал за свой Gibson. Мало того, что он мне влетел в копеечку, так и сама копеечка далась не легко.

– Успокойся, все нормально.

Я положил телефон перед собой на случай срочного вызова. Кто его знает что у Левицкого за парни и что они делают с нашей аппаратурой.

– Стас, давай будем друзьями?

– А зачем ты мне нужен?

– Ты поможешь мне, а я в свою очередь помогу тебе. Я хочу и могу заработать на тебе бабло и дополнительную репутацию. Взамен я могу подарить тебе возможность выйти на новый уровень.

– Я играю для себя и это все, что мне нужно.

– Тогда почему ты распинаешься здесь, на площадке, на которую пришло «две калеки, три чумы»?

– Создаю творческую атмосферу.

– Мне кажется, ты просто играешься в звезду, – он заметил мой вопросительный взгляд. – Тобой движут нереализованные амбиции, в которых ты боишься признаться самому себе. Тебе хочется говорить и быть услышанным.

Этот стервятник был прав. Это то, чего я хотел – говорить и быть услышанным. К своим двадцати четырем я очень четко усвоил, что человек рождается и умирает один. Мы нужны другим только как точка опоры, чтобы в тяжелый жизненный момент опереться и пойти дальше. Ничего святого, о чем пропагандируют на уроках литературы, ничего достойного и значимого, о чем рассказывают на лекциях по истории. Мы – рабы своего эгоизма.

– Я начал играть в одиннадцать, – мне неожиданно захотелось выговориться. – В двенадцать я уже не мог представить свою жизнь без гитары. В то время я был восходящей звездой школы. Все конкурсы, внимание… Я сразу же связался с компанией старшеклассников. Благодаря им социально развился не по меркам средних классов, что стало большим гемороем для администрации школы и моих родителей. На волне подростковой эйфории я пробовал сочинять. Чуть позже я уже писал собственные песни под акустическую гитару. Когда был в старших классах, начали распространяться слухи об одном звездном выпускнике – он со своей школьной группой осели в столице и под флагом нашей национальной поп-рок-группы уверенно шагали по просторам СНГ. Заинтересовавшись, я выяснил, что ребята покорили жюри на фестивале «Красная тревога» одним своим синглом. Одним! За победу в номинации «Открытие года» полагалась запись демо под лэйблом «На широкой ноте».

Я хмыкнул, прикурил сигарету.

– Это было больше похоже на полноформатный альбом, чем на демо новичков.

– Что это была за песня?

Я молча смотрел в одну точку. В моей голове воспроизводился фильм из воспоминаний того вечера, когда я впервые услышал эту запись. В голове сам по себе звучал тот самый мотив.

– Постой… Это была твоя песня? – не унимался Левицкий.

Замигал экран телефона. SMS: «Дружина Левицкого разгружает нашу апп на реп базе. Гибсон оставлю у себя». Я положил телефон обратно на стол, струсил пепел в пепельницу.

– Стас, что это была за группа?

Телефон снова замигал: «Если ты не полный кретин, сделай нам всем одолжение». Я глубоко выдохнул, повертел в руках старый телефон. Через пять лет он больше походил на хлам. Пора было что-то менять. Начать можно с малого.

Я глубоко затянулся, посмотрел в глаза человеку, для которого я был очередной ступенькой:

– Так чем ты, говоришь, мне можешь помочь?

Счетчик показал «47,23». Я протянул водителю полтинник:

– Сдачи не надо.