– Ты думаешь, мне самому все это нравится? – Дмитрий Борисович окинул взглядом помещение. – Шесть лет я уже топчусь на одном месте. Шесть лет, Максим! Ты думаешь мне не хочется, чтобы все было по-людски, а не через жопу? (Сидящая рядом Лена цокнула языком). Ты думаешь, мне не противно чувствовать себя второсортным барыгой?
– Дмитрий Борисович, ну что вы так самокритично?
– Да потому что мой гребанный сосед отбухал логистическую компанию за два года, а я хер сосу!
– Так! Короче! – Лена бахнула папкой по столу, схватила сигареты и вылетела пулей в коридор.
«Трижды при Лене так грубо… Да что на самом деле случилось?».
– Я тут посчитал, подумал… Ведь в шестерках так можно и остаться, Макс.
«Макс? Ого!» – пронеслось в голове у Максима. По каким-то особым причинам Фалдошин не обращался к своим подчиненным по сокращенным именам. На памяти Максима только один раз он слышал от шефа «Серега» по отношению к маркетологу Стрельцову, когда тот развозил его жену по магазинам целый день. В тот раз Дмитрий Борисович провинился перед супругой и заглаживал вину теплом в виде денег на шмотки, и заботой в виде представленного водителя Стрельцова. Около трех месяцев Сергей пробыл «Водителем-Серегой» в тесном продаж-маркетинг кругу после этого случая.
– Ты вроде парень не глупый, а где-то в облаках витаешь, – продолжил Фалдошин. – Тебе бы ускорения придать, так ты горы перевернешь.
– Довольствуюсь тем, что имею.
– А зря, – вздохнул шеф. – Так бы соколом летал.
Еще со студенческой скамьи Максим усвоил, что теплое место пустым не бывает и если комфортно, то лучше синица в руке…
– Да зачем оно мне, Дмитрий Борисович? На хлеб хватает и уже хорошо.
– Мал ты еще. Лбу почти четвертак, а мозги как у школьника. Ты хоть сам знаешь чего от жизни хочешь?
– Ну… Наверное нет. Не заморачиваюсь.
– Хреново, Максим. Жизнь не жизнь без цели, а так, глухое существование. В жизни должна быть цель и мечта, которая будет двигать тобой и твоими поступками. Мечта – это все. Это огонь твоей души. Такие вещи перед собой определять нужно, чтобы к ним стремиться бесконечно, тем самым развиваясь как человек. Вот чего ты хочешь от жизни, если хорошенько подумать?
– Комфорта.
Фалдошин с разочарованием ударил ладонью по столу:
– Херня! Не цель! И не дай Бог мечта!
– А что надо?
– Больше конкретики, эстетики и души. Что-то более живое. Я вот до сих пор живу мечтой. Бегу за ней, бегу… Потом оглядываюсь – почти на месте остался, семимильные шаги… Так хочется чтобы…
Он запнулся и повернул голову к окну.
– Вот что, сынок, – сказал Фалдошин. – Найди себе цель на ближайшие пару лет и покажи мне свои зубы. Я хочу видеть в тебе огонь, перекладываемый в дело.
Он посмотрел на Максима тяжелым взглядом:
– Помоги мне вылезти из этих крысиных бегов и я в долгу не останусь.
Максим не знал что сказать. Все это казалось ему какой-то бессмыслицей.
– Я не останусь на месте, – проговорил шеф. – Я буду бежать дальше. И ты побежишь со мной. Понял?
– Вы хотите чтобы я работал интенсивней, – решил расставить точки над «i» Максим.
– Я хочу чтобы ты пахал как проклятый и помог мне подняться на новый уровень!
– Понятно. И цель мне в этом поможет.
– Именно. Она заставит тебя ответственней относиться к своей работы и деньгам.
Максим смотрел на этого человека и не мог понять – бредит он, или неосязаемые предметы нашей жизни действительно на столько важны?
– Я надеюсь, мы вместе достигнем цели, – сказал Фалдошин.
– Думаю да. А какая у вас цель?
Лицо Дмитрия Борисовича побагровело, костяшки пальцев побелели. Только сейчас Максим понял, какую глупость сморозил (очередную за сегодня).
– Пошел на хер отсюда, щенок!
Максим развернулся и торопливо зашагал к своей коморке с коллегами «продажниками» и маркетологами.
«Господи, спасибо тебе огромное за то, что сегодня пятница».
Стас
Левицкий поприветствовал меня ядовитой ухмылкой и прикурил сигарету.
– Присаживайся! – указал он на диван напротив.
Я фыркнул и пошел к своим вещам, что находились в противоположной стороне комнаты.
Все время, пока я переодевал футболку, этот упырь пялился на меня. Не гей ли он случайно? Внешний вид вызывал у меня подозрения: белый костюм, под ним зеленая рубашка, крашенные волосы аккуратно уложены назад; тонкие черные усики, как по мне, выглядели нелепо. Я посмотрел на этого пижона – он все так же невозмутимо смотрел на меня и улыбался. Подхватив свой рюкзак с вещами я подошел к дивану, сел. Секунд тридцать смотрел ему в глаза. В эти раздражающие голубые глаза (тоже мне ариец). Не знаю что меня раздражало больше: явный закос под натурального голубоглазого блондина, или его идиотская улыбка.
Он выпустил струю дыма:
– Дерзкий.
– Сейчас выхватишь.
Он заржал как конь. Я сжал кулаки – почему-то хотелось влепить ему в ухо как минимум.
– Стас, расслабься. Я пришел с миром, – Левицкий поднял правую ладонь вверх. Мне этот жест показался смешным.
– Я вообще не понимаю что ты от меня хочешь.
– В целом, я пришел на переговоры.
– Ого.