— Закурили. На часах было семь; Сталкер выключил коногон, Сашка — магнитофон, точнее, вначале выключил, затем поставил что-то космическое, негромко, для себя; красные расплывчатые огоньки сигарет тлели и вспыхивали в воздухе, покачиваясь там, где были руки и головы ребят,— затем по одному стали гаснуть, остались лишь музыка и темнота,— последний уголёк описал дугу и рассыпался искрами о камень; глаза немного резало — снова пришла усталость, и он думал о том, что завтра обязательно нужно разобраться с рисунками и показаниями приборов, пора кончать этот бардак, сколько можно заниматься кустарщиной, и толпа не нужна, четыре человека для контроля — самое оно, и дежурство постоянное в этих зонах организовать, не на неделю — на месяц, не менее залезать надо сразу, и не выходить на поверхность за водой, чтоб полная акклиматизация и оторваться от всех городских помех и привязок,— а значит, и грот по-настоящему оборудовать нужно, чтоб не с Системой бороться —
— он подумал, что всё же надо позвать Сашку: магнитофон к нему ближе, ему выключить проще, и он позвал его — тихо-тихо, чтоб не разбудить остальных,— и Сашка со Сталкером тут же отозвались:
: Вначале он не понял. А потом повернулся на спину и снова увидел свод. То есть — небо. Или, точнее –
* * *
— Он вспомнил, как вчера затаскивали в грот аккумуляторы: два здоровенных ящика по 30 кг,— у одного, между прочим, ручка сразу же отвалилась, ещё на входе, да,— и пришлось с ним спариваться триста пятьдесят метров левомагистральных шкуродёров — вверх/вниз, вправо/влево,— хоть их ‘почистили’, конечно же, накануне — но что можно успеть сделать за два выхода? «И почему мы всё время раскачиваемся в самый последний ‘мовемент’???» — в который раз задал он себе риторический вопрос. И гневно продолжил — «Ведь за два месяца наперёд знали, что отмечать будем под землёй, в Сапфире, без вариантов — всё к этому шло, одних только пищеровских соплетрясений воздуха по данному поводу сколько произведено было! — и хоть бы кто почесался... Зато хлебом не кАрми — дай только несколько самых последних и драгоценных ночей не поспать, Кипучую Р. изображая... Особенно другу Егорову — чтоб потом носом в салате посапывать с чувством выполненного Мужского Достоинства вместо Праздника,— ни разу не отпив, между прочим, и ста предстартовых грамм...»