Свобода выбора фатальна

– Прости, прости… – Лера пылко поцеловала его в щеки и уголки губ, которые Брагин отводил от ее горячих губ. – Но только в Коктебеле, раз нас, точнее, меня туда тянет невероятной силы магнитом… Только там мы покончим раз и навсегда и с тиранией проклятия, и с горечью предопределения, которые часто сливаются в одно целое и тиранят нас… Помнишь, как у Лемма в «Солярисе» мыслящий океан, который обитатели космической станции облучают, материализует в памяти их кошмары их прошлой земной жизни… У каждого обитателя свой кошмар, предопределение, которому они, герои, не властны противостоять… Помнишь, как одному доктору тоже являлась толстая негритянка… – Лера снова порывисто стала целовать Брагина в губы, страстно шепча. – …Я хочу так же избавиться от своего кошмарного комплекса… – Она подумала о Игоре, Гарике, но не произнесла вслух эти презренные имена в мгновения откровения. – …Со всем, со всем-всем, что было до тебя… Пусть даже, что ты чего-то читаешь на моем лице, и ужасаешься, как Печорин читающий печать гибели на лице моего предка Вуича… Пусть все так… Мы должны на развилке времени выбрать свой путь, обрести истинных себя, иначе мы потеряемся в тенетах времени, что бы не предпринимали потом… Предопределению никто не властен был противостоять – ни Вулич, ни Печорин… Ведь через какой-то мизерный срок после событий «Фаталиста» он тоже умрет – от болезни, от несчастной любви, неизвестно – но умрет быстро после того, как он тоже бросился на протрезвевшего казака, который по пьяни зарубил моего предка-родича Вуича… А мы сможем на развилке времени всех обставить… И убежать – к себе истинным и очищенным…

– Не надо себя накручивать, – чуть не крикнул на пустой набережной Брагин, но сдержался, переходя на шепот, – хватит, милая, так ведь не ровен час – и заиграемся….

– Может, я к ревную тебя гораздо больше, чем ты меня… А я хочу быть с тобой, вопреки всем обстоятельствам… Я еще тебе все должна рассказать… Но только в Коктебеле, на Карадаге… – Страстно шептала она и целовала, и целовала его. – …Мы на нашей развилке времени избавимся от наших кошмаров… Взаимных оскорбительных фантомов… Так мы очистимся для новой любви, понимаешь, более чистой, глубокой и возвышенной… И никогда о прошлом кошмаре не вспомним… Перейдем через прошлый кошмар, перешагнем в Коктебеле через него, как тот же Печорин… Помнишь?..

– Да, Печорин спокойно и непринужденно перешагнул через зарубленную толстую свинью… – сказал Брагина, подумав почему-то, что так действительно проще ему стереть в своей памяти все, что мучит и тиранит его, ее.

Они купались в ночном спокойном море… Целовали и ласкали друг друга, как никогда, нежно и неистово… И плыли и плыли в черноту, касаясь во время гребков ладоней друг друга… Когда, заплыв далеко-далеко, решили возвращаться на огни берега, своего пляжа, Лера попросила его о чем-нибудь рассказать, соответственно текущему и быстро утекающему мгновению, мину жизни. И он не нашел ничего лучшего, как вернуться к теме предопределения, предварив эту тему ответом на вопрос любимой – как же ученые относились к такой несерьезной науке, даже лженауке – астрологии…

Начав с Нострадамуса, Брагина быстро перешел к великому астрономическому светилу Кеплеру – тому самому Кеплер, которому наука обязана установлением точных законов планетных движений. Брагина, глядя то на звезды, то на плывущую с ним Леру, нес с какой-то дикой радостью веселую чушь, мол, Кеплер не только верил в астрологию, но и сам занимался составлением гороскопов и защищал это искусство против нападок более просвещенных ученых. Кеплер пользовался известностью и непререкаемым научным авторитетом, как астроном и составитель удачных астрологических предсказаний, хотя некоторые утверждали, что он сам в них не верил, а занимался изготовлением гороскопов как средством к заработку. Именно Кеплеру приписывают – «предостережение некоторым», чтобы они при легкомысленном отбрасывании звездословного суеверия не выбросили ребенка вместе с водою из ванны и тем не повредили бы своей собственной профессии». А еще Брагина вспомнил для Леры, что Кеплер даже при удачных астрологических предсказаниях, как и всякий трезвый ученый, был холодным циником, раз способен отзываться об астрологии весьма презрительно: «Астрология есть такая вещь, на которую не стоит тратить времени, но люди в своем безумии думают, что ею должен заниматься математик… Астрология есть, конечно, глупая дочка, но, Боже мой, что бы стало с ее матерью астрономией, если бы она не имела этой дочки; ибо и вообще математические доходы астрономии так невелики, что мать наверно страдала бы от голода, если бы дочь ее не зарабатывала что-нибудь».

Глава 24