– …Лучше то место из «Фаталиста» о звездах… – перебила его Лера. – Я не сразу поняла, почему Вуич обратился к господам, практически к Печорину, испробовать на себе причуды предопределения и свободы выбора. Офицеры в один голос назвали Печорина эгоистом за то, что он держал пари с Вуличем, который, чтобы что-то доказать, неизвестно что и кому больше – себе или Печорину – хотел застрелиться…
– Да, Печорину приписывается странная и жестокая фраза, которая гораздо больше говорит об этом странном человек, чем многие страницы текста «Героя нашего времени» – как будто он, Вулич, без него, Печорина не мог найти более подходящего и удобного случая, чтобы покончить с собой…
– А я и не обратила на это внимание… – сказала задумчиво Лера. – Как странна и по-своему жестока эта фраза…
– И сразу, милая, после такой уничижительной, скорее, уничтожающей характеристики своего любимого героя идут наблюдения ночного неба героя и его рассуждения… Ты, действительно, хочешь, чтобы я для тебя почитал?..
– Конечно, Евгений… Ведь мы с тобой бродим под теми же звездами, которые светили какие-то сто тридцать лет тому назад и Печорину-Лермонтову и Вуичу-Вуличу.
– Слушай… – Брагина нежно положил руку на плечо Нины и проникновенно, с чувством стал читать. – …Звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права. И что ж? Эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями, на них смотрит с участием, хотя немым и неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнению к сомнению, как наш предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и сильного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбой.
Брагина зябко повел плечами и выдохнул:
– Об этом отрывке можно говорить бесконечно… Звезды, судьбы, надежды, жертвы, сомнения и вера…
После долгого молчания Лера обняла Брагина и за шею и прошелестела одними губами:
– Ты так потрясающе читал… Можно я тебя поцелую, как тогда в первый раз, помнишь?.. – Она страстно поцеловала его в губы, не дожидаясь ответа. – И спрошу – веришь ли ты сам в звезды, в астрологию, как верили в них древние… И еще – как к звездам и к астрологическим предопределениям относятся сами ученые – серьёзно или не серьёзно, равнодушно?..
– Мне не хотелось бы впадать в дурацкий тон – что-то в этом есть… Конечно, что-то есть, раз от солнца и звезд зависит совокупность внешних условий нашей жизни, а также наше здоровье и даже облик – вплоть до радужной оболочки наших глаз, отпечатков пальцев и линий на ладони… – Брагин невероятно сильно хотелось взглянуть на лицо Леры, на ее ладони, чтобы увидеть или не увидеть нечто, что уже поражало его в этот вечер, но он сдержал себя от этих нелепых попыток что-то объяснять и доказывать. – …Отсюда легко сделать логический шажок, что от тех же условий – положения звезд и планет при рождении человека и в какое-то время, здесь и сейчас, должна зависеть и вся жизнь и судьба человека… Конечно, древние были не глупцы и нелюбопытные… Наоборот, по наблюдательности и чувствительности они могли дать сто очков форы современным толстокожим нашим современникам с рациональным типом мышления, тягой к наживе и корысти торгашей…
– Приведи пример, что древние были тоньше и чувствительнее, чем их толстокожие потомки… – Лера сняла руку Брагина со своего плеча и произнесла с укором. – Вуича, Печорина и, конечно же, Лермонтова к ним, толстокожим, ведь не причислишь – тем более, раз они мучились проблемами предопределения…