Свинцовые тюльпаны

— Вот как? И вы надеетесь, что все вам сойдет с рук?

— А в чем, собственно, вы нас обвиняете? — прищурился Иванов. — Вы что-то имеете против нас конкретно или это просто шовинистские настроения?

Киргиз озлобился. Ухмылка с его лица пропала, уступив место прежней угрюмой гримасе.

— Из-за вас погибли мои друзья! Вы подставили ребят, а сами трусливо спрятались за их спинами!

Русский майор укоризненно склонил голову набок:

— Ай-яй-яй, господин начальник отряда. Какие высокие слова! Какие жестокие обвинения! Речь идет о сгоревшей патрульной машине, верно? Это в ней находились ваши друзья?

Милиционер уже вполне пришел в себя, понял, что находится в военном городке, и в его поведении появилась надменность. Что могли сделать с ним русские? Плевать на них, пусть попробуют что-нибудь предпринять! Посчитав, что сказал уже достаточно, он предпочел проигнорировать вопросы русского офицера.

Иванова такое поведение гостя не удивило.

— Давайте посмотрим на проблему с другой стороны, господин Бешинкулов, — предложил он. — С моей точки зрения, это вы, что называется, попали. Причем по самое не балуйся.

Киргиз только фыркнул.

— Считайте сами, — майор выставил вперед крепкий кулак и принялся один за другим разгибать пальцы. — Попытка незаконного проникновения на военный объект другого государства — раз. Похищение иностранного офицера, обладающего статусом неприкосновенности, да еще и с применением оружия — два. Покушение на убийство — три. Еще перечислять?

— Бред! — все так же спесиво отозвался омоновец. — Это все ваши фантазии. А вот за то, что меня сюда притащили, — вам крышка.

Иванов впервые за встречу улыбнулся. Так, как улыбаются при виде несмышленых детишек. Вступать в прения с высокомерным представителем местной власти ему страшно не хотелось. Но и оставлять чрезмерную заносчивость безнаказанной он не собирался.

— Уважаемый, не надо меня запугивать, — попросил он. — Я уже не молод и устал. Еще немного вашей чванливости — и вы мне станете неинтересны. Я прекращу беседу и пойду спать. А вы отправитесь в последнее путешествие по Большому Чуйскому каналу. Немножко мертвым. Я понятно излагаю? Если вы умный человек, в чем я не сомневаюсь, то поймете, что шутками здесь и не пахнет.

Киргиз заиграл желваками и стиснул кулаки до белизны в пальцах.

— Что ж раньше не грохнул, а? — прохрипел он яростно. — Зачем весь этот спектакль? Значит, нужен я тебе. Так?! Только хрен ты угадал.

Командир группы спецназа ответил очень серьезно. И усомниться в его словах было невозможно. Даже Бешинкулову в его шатком положении.

— Один из моих офицеров истекает кровью. Виноват в этом ты. Если бы не мой приказ, тебя убили бы на месте. Ничто не помешало бы — ни погоны, ни звания. Единственная причина, по которой ты жив, — твоя репутация. Но у меня все меньше надежды на то, что ты — честный мент, а не продажная тварь, какими были твои расстрелянные вчера коллеги. Бегалиев, например. Знал такого?

Омоновец переваривал информацию туго. Он продолжал сверлить своего собеседника ненавидящим взором. Иванову пришлось его «подстегнуть»:

— Я спрашиваю, ты был заодно с Бегалиевым, когда он продавал колонну бандитам?

— Продавал колонну? — скривился от недоверия мент. — Что за хрень ты несешь?

— Три машины с оружием и десяток крепких рабов, из тех, кто выживет после налета. Неплохие деньги хотел получить твой дружок. А тебе какой процент обещал, а?

Для Бешинкулова такие новости действительно были неожиданными. Обмякнуть он не обмяк, но гонору слегка поубавилось.

Майор достал из кармана диктофон, развернул его динамиком в сторону пленника и нажал на кнопку воспроизведения:

— Послушай-ка вот эти телефонные переговоры. Благо у нас была возможность их записывать. Иначе сгинули в горах бы наши грузовички и солдаты.

Из маленькой коробочки сквозь помехи, но довольно отчетливо пробились голоса покойного толстяка и покупателя оружия.

Командир ОМОНа прикрыл глаза и побледнел. Характерную для друга детства манеру говорить подделать было сложно, и не узнать он ее не мог. Получалось следующее: готовилась засада на колонну, и русские спасали своих. К ним претензий никаких. А вот к нему…

— Ты все еще настаиваешь, что в сгоревшей машине ехали твои друзья, Муратбек? — поинтересовался Иванов. — И как мне к тебе относиться? Как к сообщнику? Или организатору?

Мент выпрямился, задышал тяжело и часто.

— Да… Бегалиев был… моим другом, — медленно и с трудом произнес он, словно каждое слово крючьями цеплялось за его горло, не желая вылетать на волю. — С детства… Однокашником… Но я ничего не знал о сделке… клянусь… Иначе я остановил бы его…

— Почему я должен верить твоему слову? — с сомнением спросил спецназовец.

Бешинкулов уронил голову и обхватил ее руками. Что тут скажешь. Никогда в жизни его не обвиняли в предательстве. Это было на самом деле страшно. И противно до тошноты.

— Знаешь что, майор? Отправь меня в канал, — осипшим голосом попросил он. — Только не предавай огласке свою запись. Пусть дети Бегалиева не знают позора.

Иванов грустно усмехнулся: