Свинцовые тюльпаны

— Баюн! Злой! Мне, наверное, конец приходит. У меня… глюки уже… от анемии и кислородной недостаточности…

— Э! Э! — обеспокоенно окликнул его таджик и направил свет лампы, которую снял с гвоздя и держал теперь в руках, раненому в лицо. — Хорош помирать! Это не глюк никакой, это гостья наша. И твоя пациентка, насколько я понял. Так что не вздумай сознание терять.

— Пациентка? — недоверчиво переспросил Владимир и снова глянул на изголовье. Одетая в чей-то камуфляж, превышавший ее хрупкие габариты размеров на пять, там стояла девушка.

— Инструменты подавай! — сказала она Злому, прибирая выбившиеся локоны в хвост на затылке. — Я медработник. А зовут меня Юля.

Всей компанией они с грехом пополам обработали и зашили рану.

13. Авиабаза «Кант». Палатка командира

— Очнулся, герой? — Бородатый молодой человек в камуфлированной одежде бесцеремонно потрепал Бешинкулова по грязной щеке, не обращая внимания на рассеченную губу и распухшую отливающую синевой скулу. — Открывай глаза и слушай сюда! Сядь прямо, не дергайся. Говорить будем.

С этими словами он рывком поднял киргизского милиционера на ноги и посадил его на ящик. Тот, словно пытаясь избавиться от наваждения, затряс головой. Застонал. Сознание возвращалось вместе с раскалывающей черепную коробку болью.

В неярком электрическом свете постепенно проявлялись очертания предметов. Сначала мутные, словно на глаза надели запотевшие очки, потом все более четкие. Совсем рядом с собой омоновец разглядел аккуратно составленные шеренгой рюкзаки с притороченным к ним альпинистским снаряжением. Чуть поодаль — зеленые ящики с боеприпасами. Дальше тени сгущались, и пространство большой палатки казалось бесконечным. Бешинкулову даже почудилось поначалу, что он сидит в каком-то ангаре. Пленник несколько раз крепко зажмурил и раскрыл веки, сбрасывая мутную пелену. Пора было определяться с собственным местонахождением и понять, что вообще происходит.

Представления, где он очутился, не было совершенно никакого. Милиционер напрягся, пытаясь восстановить последние события. Но, кроме конфликта с русским десантником, вспомнить ничего не получалось. Как ни старался. Словно кто ластиком по памяти прошелся.

«Почему русские? Зачем? У-у, шайтан!» — подумал Бешинкулов. Мысли, словно загустевшее масло, текли медленно и тягуче. Гудело в ушах.

Неожиданно в поле зрения попался складной приклад автомата. Обычный приклад, каких Муратбек насмотрелся сотнями, но вчерашние приключения вдруг начали восстанавливаться одно за другим, возвращая с собой злобу и желание мести. И инцидент на мосту, и сожженный автомобиль с братьями по оружию. Но снова все обрывалось неудавшимся допросом на берегу канала.

Крепкая рука бородатого парня, державшая за шиворот и страховавшая от падения, грубо приподняла и встряхнула пленника. Бешинкулов озлобленно обернулся к своему конвоиру.

— Ты охренел? Руки развяжи! — грубо потребовал он. — Быстро развяжи мне руки, чего стоишь?

Бородач и не подумал помочь ему. Тогда милиционер сам попытался освободиться от пут, стягивающих его запястья и щиколотки. Не вышло — тонкая веревка плотно облегала конечности и не растягивалась, как он ни пыжился и ни извивался. Узлы на ней затянули качественно.

— Ты, ублюдок, не слышишь, что ли?! Ты знаешь, с кем связался? — Собственная беспомощность стража порядка бесила, как никогда. — Да я тебя самого завтра вот так свяжу и голым в камеру с сифилитиками кину, слышишь? Ты нарвался, урод! Хана тебе! И всем вам ха…

Его гневный монолог оборвался на полуслове. Физиономию перекосило от боли, а шею свело судорогой — спецназовцу надоело слушать мрачные пророчества, и он ткнул разбушевавшемуся менту пальцем в ямку над ключицей, в нервное сплетение. Подержал немного в воспитательных целях, потом отпустил.

Бешинкулов, обретя возможность снова дышать и двигаться, заорал с утроенной силой:

— Я тебя урою! И мать твою, и…

Бородач вернул палец в прежнее положение. Несколько секунд понаблюдал, как омоновец корчится и пыхтит, не в силах даже вдохнуть. Потом склонился к его уху и негромко предупредил:

— Веди себя тихо, ладно? А то до утра так и будем в «гестапо» играть. С тобой поговорить хотят, только и всего. Понимаешь меня?

— Развяжи его, — раздался еще один голос. Высокий человек в камуфлированной форме подошел к плененному киргизу и сел перед ним на один из рюкзаков. Долго и молча смотрел на тяжело сопевшего от обиды и ярости милиционера. Завязки с рук и ног по команде подошедшего были срезаны мгновенно, и теперь местный блюститель порядка разминал затекшие кисти и сидел, сгорбившись и вяло озираясь по сторонам. Кожаная черная куртка, вся в серой подсохшей грязи, казалась великоватой на несколько размеров. Отвернувшись и глядя куда-то в пустоту, он процедил:

— У вас большие неприятности. Вы поняли, кого похитили?

— Конечно, господин Бешинкулов, — ответил спецназовец. — Я навел справки о вас. Очень неплохой послужной список и характеристики.

Киргиз усмехнулся. Даже в такой ситуации слышать подобное было приятно.