Свингующие

Заинтригованный и печальный, Каспар отправился в безрадостный поход к Шлыкову. За своей последней зарплатой, которую ему наконец обещали выдать после всех задержек. Деньги не помешают, но разве ж это деньги… Сомнительное удовольствие встречи с Ромой сулило лишь вскрытие старых ран, как выразилась бы Айгуль. Под настроение повалил мокрый снег. Каспар шел и думал, как же он теперь приедет в осиротевший дом с зияющей энергетической дырой вместо теплого шерстяного Шерифа… Аврора с серого неба, капающего мягкими ледышками, укоряла: мол, пес-то до глубокой старости дожил, а я? Ты про меня помнишь? И Каспар клялся, что помнит, но мама как будто не верила. Она вообще в последнее время стала мнительной и ранимой, предчувствуя что-то и помалкивая. Как те несчастные мазохисты из рецепта Валентины, которые одновременно боятся и ждут предательства любимых. Но в отличие от них Аврору не убедить заклинанием «здесь и сейчас».

У входа в редакцию Каспар встретил Игоря Бекетова. На ловца и зверь бежал. Игорек был необычно озадачен текущим моментом. Его выставила Оленька, он временно поселился у Ромы, и ему бы… занять у Каспара немного, чтобы перекантоваться недельку. А потом уж он верному корешку поляну накроет, потому что бабло вот-вот привалит по самое не балуйся! И это были верные признаки паники: Игорь никогда не кормил ни себя, ни ближних обильными денежными «завтраками». Он говорил честно: «Я в дерьме, братва, у меня по нулям». Но теперь, когда хвостиком махнули сразу два кита земных удовольствий – женщина и деньги, – жизнелюбие Бека хромало на обе ноги.

Как лицо, некоторым образом причастное к наступлению черной полосы в жизни Игорька, Каспар с неумеренным энтузиазмом пообещал помочь. Вот он сейчас получит свою зарплату и, разумеется, снабдит друга необходимой суммой. Даже больше чем необходимой!

– Стой! – скомандовал Игорь. – Лучше сегодня к нему не суйся. Во-первых, с деньгами опять какая-то хрень. То есть нет их, понимаешь. А во-вторых, у него проблемы. Он там чего-то лишнего понаписал в своей газетенке, теперь от него требуют опровержения. Ну, короче, Шлык в нокауте. Злю-у-щий! Лично я и в твой адрес ничего хорошего не предвижу. Короче, пережди лучше.

– А где ж я денег тогда возьму, чтоб тебе одолжить? – оторопел Каспар. – Ну разве что… ко мне сегодня тетка приехала.

– Да не бери в голову. Как-нибудь перекантуюсь…

Какие подозрительные противоречия в просьбах!

– Хм… Игорян, быстро колись, в чем интрига! – потребовал Каспар.

Проклятая инициатива следопыта! Лучше бы он помалкивал. Интрига была прямо в яблочко, то есть в материалец к диплому. Оленька попросила Игоря освободить место на ее жилплощади, равно как и в ее сердце. В общем, выставила, предъявив целый список претензий и намекнув, что на ее сердце (а значит, и на проживание рядом с этим сердцем) претендует кто-то другой. Нет, не так: она сама хочет отдать эти вакансии кому-то другому, а тот, другой… с ним проблемы! Да и не важно. Важно, что у Игоря есть версия по поводу коварного преемника.

Каспар напрягся. А зря. Версия старого друга была просто бальзамом на злорадное сердце: «Это Шлыков!» Так думал простодушный и опрометчивый в суждениях Игорь Бекетов. И с одной стороны, так и надо Шлыкову, обманщику надежд! А с другой стороны, разве это честная игра… Ведь Шлык, хоть он скользкий и жуликоватый, абсолютно не пришей кобыле хвост. Яппи совсем не при делах. Нет уж, долой византийское коварство… или да здравствует? – в смысле, умоем врага так удачно подвернувшимся способом. Да не просто промолчим – поддакнем Игореву заблуждению, утопим коварного торговца австралийцами!

Все это пронеслось в голове за мгновения. Поносилось, поносилось, устало и поковыляло прочь, хромая на все четыре копыта. Каспар набрался мужества и, была не была, сознался:

– Шлыков ни при чем. Это я.

Бекетов по-ковбойски харизматично усмехнулся:

– Вот и ты его выгораживаешь… Да еще на себя клевещешь.

«Брат, теперь я вижу истинную силу твоего духа» – вот что сказал бы Каспар, если бы ему довелось быть героем вестерна. Но ни с геройством, ни с вестерном он в данный момент себя не ассоциировал и потому обошелся вялым протестом. Но Игорь его как будто не слушал. Не слушал величественно, как праведник не слушает голоса искушений: