Трудно сказать, был ли приступ Маргарет спровоцирован экзаменационным стрессом или ее память выдала эти образы в ответ на слова об «отнятых территориях». Но до этого ничто не предвещало ни наступление срыва, ни его скорое и очевидное разрешение. Что касается учителей, врачей и социологов, они, с одной стороны, много говорили о страданиях невинных немецких детей, а с другой – уверенно заявляли, что дети смогли справиться с выпавшими на их долю испытаниями и вполне успешно интегрировались в западногерманское общество [39].
Во время войны погибло 4 923 000 немецких солдат. В силу характера боевых действий на последнем этапе войны 63 % всех погибших военных пришлось на 1944 и 1945 гг. При этом восточные провинции пострадали больше остальных: только потери среди военнослужащих составили 20,2 % всего мужского населения, в то время как средний показатель по стране равнялся 12,7 %. В основном это были мужчины от 1908 до 1925 года рождения. На военной службе погибло не менее четверти, а во многих случаях до трети всего мужского населения. Кроме того, в восточных областях погибло не менее 1 млн немецких мирных жителей, более 400 000 – в результате бомбардировок [40].
Это были беспрецедентные человеческие жертвы в новейшей истории Германии. И это была трагедия, с которой столкнулись многие семьи: люди, не имевшие сведений о своих близких, нередко получали крайне мало помощи и были вынуждены годами ждать, пока прояснится статус их мужчин, числившихся пропавшими без вести. Многие из погибших на войне были слишком молоды, чтобы иметь собственных детей, но вместе с тем 250 000 немецких детей потеряли на войне обоих родителей, а 1 250 000 остались без отца. Многие лишились братьев, дядей, теток, сестер, бабушек и дедушек. Как и другие виды разделения труда в семье, бремя замещения отцов часто распределялось между осиротевшими детьми неравномерно. Осенью 1945 г. Вольфганг Гемпель узнал, что его отец погиб при захвате в плен в последние дни войны, когда пытался вывести группу своих солдат из Берлина на запад к американским позициям. Сыну было четырнадцать лет, отцу сорок семь, но, в отличие от многих младших детей, Вольфганг хорошо помнил, как отец пел песни, рассказывал ему истории и сам внимательно слушал его. Он снова и снова пересекал границу советской зоны, чтобы навестить его могилу, и привез с собой документы отца, а также побывал в лесу близ Шопсдорфа, на месте его гибели. Словно пытаясь компенсировать завышенные требования к Вольфгангу, его семилетнего брата мать окружила такой навязчивой заботой, что тот в конце концов эмигрировал в США, чтобы начать самостоятельную жизнь. Между тем Вольфганг настолько успешно вжился в роль умершего отца, что в последние годы жизни мать часто принимала его за своего мужа [41].
Родные развешивали фотографии взятых в плен или пропавших без вести солдат на досках объявлений на вокзалах в надежде, что какой-нибудь вернувшийся сослуживец сможет сообщить им новости. Исчерпав возможности протестантских и католических благотворительных организаций и Красного Креста, люди обращались по газетным объявлениям в сомнительные фирмы, в том числе к ясновидящим, предлагавшим разыскать их близких. Священники, желая направить и утешить своих прихожан, публиковали в приходских бюллетенях молитвы о пропавших без вести, а в сентябре 1947 г. Внутренняя протестантская миссия посвятила заключенным и пропавшим без вести неделю молитв. На службах первым читали стих из Книги пророка Иеремии (29: 14): «И буду Я найден вами, говорит Господь, и возвращу вас из плена и соберу вас из всех народов и из всех мест, куда Я изгнал вас, говорит Господь, и возвращу вас в то место, откуда переселил вас» [42].
В апреле 1945 г. Мартина Бергау наконец взяли в плен в сарае на ферме в Мекленбурге. Он пережил форсированные марши и ночи в бараках только что освобожденных концлагерей, страдал от головокружения и жажды, вызванных острой диареей, и видел, как расстреливали его отстающих товарищей. Во время перехода через Мекленбург и Померанию они с другими узниками от голода дрались за картофельные очистки. Бергау вернулся из плена только через три года. Хайнцу Мюллеру, который так гордился своим джазовым соло про черного как уголь негра Джима, когда его подразделение гитлерюгенда прибыло к воротам тренировочного лагеря в Лавесуме, повезло больше. Он просто вернулся к канцелярской работе в администрации Дюссельдорфа и продолжил карьеру с тем же рвением, которое когда-то вкладывал в молодежное движение. Мало кто из этих мальчиков вернулся в школу. Вернер Коль попал в плен, но через четыре месяца его освободили – 19 августа 1945 г., готовясь ехать домой, он записал в дневнике: «Я уезжал идеалистом, но возвращаюсь его противоположностью» [43].