Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

Когда Корчак возглавил рассчитанный на 1000 детей общественный приют на улице Дзельной, 39, ему по наследству достались достигавшая 60 % детская смертность и деморализованные, голодные работники, воровавшие еду у детей. По словам самого Корчака, это была одновременно «скотобойня и морг», и он поставил перед собой цель реформировать и заведение, и его персонал. В обоих отношениях он потерпел неудачу. Стремясь защитить себя от реформаторских методов Корчака, еврейские служащие приюта даже донесли на Корчака в гестапо, когда он не сообщил властям о случае тифа – за что полагалась смертная казнь. В деморализующем и истощающем противостоянии Корчаку пришлось приложить немало усилий и задействовать немало связей на самом высоком уровне, чтобы дело закрыли. Нанося визиты представителям элиты гетто, он всегда уходил от них голодным, потому что не мог есть, когда вокруг царил голод, а он сам чувствовал себя «перемазанным, окровавленным, вонючим». В аскетичном, но опрятном приюте на Хлодной, где ночевал Корчак, царила совершенно иная атмосфера: там он мог доверить повседневное управление Стефе Вильчинской, с которой работал бок о бок уже 30 лет [20].

Измученный болью в ногах и постоянными хождениями по всему гетто, «старый доктор», как его все называли, начал страдать хронической усталостью и приступами головокружения. Не в силах сохранять работоспособность, выживая на 800 калориях в день, Корчак испытывал внезапные приступы забывчивости и потери концентрации внимания. В течение дня он употреблял небольшие порции водки или чистого спирта, смешанного с равным количеством воды и подслащенного, чтобы «воодушевиться» и отвлечься от боли в ногах, рези в глазах и жжения в мошонке [21].

Силы старого доктора иссякали, и его интерес к людям угасал. Только дети неизменно продолжали очаровывать его. Занимался рассвет нового дня, а Корчак все сидел за столом и писал при карбидной лампе, пытаясь запечатлеть в дневнике бесхитростное обаяние просыпающихся детей, отмечая, как маленькая рука потирает ухо, как один ребенок замирает, держа в воздухе одежду, а сам сидит неподвижно, уставившись в пространство перед собой, а другой вытирает уголок рта рукавом ночной рубашки.

Охваченных беспокойством воспитанников интерната не могли увлечь ни уроки, ни субботний ритуал чтения вслух газеты, которую они сами помогали издавать. Корчак призывал их, по собственному примеру, вести дневники и зачитывать из них вслух, и в ответ даже читал им отредактированную версию своего дневника. Марчели клялся, что раздаст 15 грошей беднякам в благодарность за нашедшийся перочинный нож. Шлама писал о вдове, которая со слезами ждала, когда ее сын-контрабандист вернется из-за стены и что-нибудь принесет, не зная, что немецкий полицейский «уже застрелил его». Шимонек рассказывал, что его «отец каждый день усердно зарабатывает на хлеб для семьи, и, хотя он всегда занят, он любит меня». Митек хотел сделать переплет для молитвенника, который его покойному брату прислали из Палестины на бар-мицву. Леон торговался о покупке французской лаковой шкатулки, в которой собирался хранить свои сокровища. Якоб написал стихотворение о Моисее. Абусь, выражая общие для всех детей приюта желания и тревоги, беспокоился: «Если я сижу в туалете немного дольше обычного, они сразу говорят, что я думаю только о себе. А я хочу нравиться другим» [22].

7 июня 1942 г. глава Еврейского совета Адам Черняков осуществил свою давнюю мечту. Он открыл детскую площадку на улице Гржибовской прямо напротив здания администрации гетто [23]. Под аккомпанемент оркестра еврейской полиции прибыли 500 высокопоставленных лиц. Когда на месте появился сам Черняков в белом тропическом костюме и пробковом шлеме, музыканты с воодушевлением исполнили «Атикву». Призвав всех позаботиться о том, чтобы дети смогли пережить эти трагические времена, Черняков пообещал, что это только начало: он собирается открыть больше детских площадок, а также институт повышения квалификации для педагогов и балетную школу для девочек. После его речи школьники вместе с учителями прошли парадом перед трибуной, а затем устроили представление с пением, танцами и гимнастическими номерами. В конце детям раздали пакетики изготовленных в гетто конфет из патоки. Школы и детские сады гетто быстро согласовали свои расписания таким образом, чтобы каждый класс мог посещать детскую площадку два раза в неделю. Знаменитая фигура старого доктора Януша Корчака замыкала шеренгу воспитанников его интерната, в образцовом порядке марширующих по паркам [24].