Когда я проснулся, было еще светло. Я видел сны, не забыл их. Помнил только, что бежал куда-то с ребенком на руках, сопровождаемый резким звонком. Ребенок, конечно, был Джемми.
Но резкий звонок сопровождал меня и наяву. Я понял, что меня разбудил телефонный звонок, и взял трубку.
— Кросс слушает.
— Это Форест. Мы узнали кучу вещей о прошлом Лемпа. Мисс Дэвон сказала мне, что это заинтересует вас.
— Так и есть.
— У вас сонный голос.
— Я действительно спал, но теперь все в порядке. Можете говорить.
— Артур Джордж Лемпке был сыном немецкого эмигранта из Петербурга. Он учился на юридическом, войну закончил в звании лейтенанта. Демобилизовавшись, открыл юридическую контору в Чикаго. Был пойман при попытке подкупа свидетеля и осужден на два года тюремного заключения. Одновременно был изгнан из коллегии адвокатов. После он был помещен в приют для умалишенных.
— Изгнан из коллегии и помещен в приют для умалишенных?
— Именно так. Появился снова он только в 1922 году в Сан-Франциско под именем Арта Лемпа.
Я уже почти не слушал Фостера. Все перемешалось в моей голове: Лемп, Зейфель, Молли, Эллен…
— Вы выяснили, есть ли у него семья?
— Пока нет. Известно, что его родители умерли, сам он был женат, но недолго, жена развелась с ним.
— Понимаю.
— С вами связался помощник прокурора?
— По какому поводу?
— Я назначил на завтра судебное разбирательство, а вы — главный свидетель.
— Ясно. Спасибо, что позвонили, до свидания.
Я принял душ и оделся. Правда, несмотря на все мои старания, мне не удалось застегнуть воротничок рубашки.
Дверь мне открыла миссис Зейфель. Не было сомнений, что первым делом она обратила внимание на мою суточную щетину и что она ей не понравилась. Неприязненно осмотрев меня, она сухо сказала:
— Кажется, я вас уже где-то встречала?
— Мы с вами познакомились вчера в конторе вашего сына. Я — Говард Кросс, уполномоченный по надзору за условно осужденными.
— А я — Флоренс Зейфель. Если вы ищете Лоуренса, то его нет дома. Не знаю, вернется ли он к обеду… И все это из-за вас!
— Из-за меня?
— Точнее говоря, из-за вашей секретарши. Но вы хорошо сделали, что пришли. Я как раз очень хотела поговорить с вами. Эта любовная связь между моим сыном и вашей секретаршей слишком затянулась.
— Мисс Дэвон моя помощница, а не секретарша. А кроме того, эта, как вы ее называете, любовная связь касается только их двоих. Мы, во всяком случае, не должны в нее вмешиваться.
— Я так не думаю. Вы начальник, и у вас должны быть свои обязанности. Среди них обязательная — следить за нравственностью своих подчиненных и указывать им на их обязанности. Я влиятельный и уважаемый в этом городе человек, и когда я вижу, как мой сын проводит свое время в обществе девицы, стоящей намного ниже его на социальной лестнице…
— Я пришел сюда, миссис Зейфель, совсем не для того, чтобы говорить на эту тему.
— На какую же?
Она склонила голову набок и еще более неприязненно посмотрела на меня. Несомненно, она принадлежала к тем людям, которые желают видеть жизнь только такой, какой она их устраивает. Мое присутствие в ее доме ее явно не устраивало.
— Я хотел бы поговорить о вашем муже, миссис Зейфель… Я хотел сказать, миссис Лемпке.
Лицо ее страшно изменилось, рот открылся, и из него вырвался стон. Глаза мгновенно превратились в две маленькие точки, лицо покрылось морщинами.
— Убирайтесь вон! — прохрипела она. — Вы пришли, чтобы убить меня?
— Отнюдь, успокойтесь, ради Бога! Я только должен знать правду. И, заверяю вас, я не стану разглашать ее, если только это не окажется совершенно необходимым.
— Я сама убью себя! Я не перенесу такого позора!
— Почему это так серьезно для вас?
— Потому что я прожила две совершенно различные жизни и не желаю вспоминать о первой. Я пожертвовала всем для Лоуренса! Видеть крушение всех моих надежд… Этого я не перенесу!
— Это так серьезно?
Она стояла, опершись о косяк двери, вся освещенная лучами заходящего солнца.
— Я полагаю, что вы хотите войти в дом, — наконец опомнилась она.
— Это будет лучше для нас обоих.
— В таком случае входите.
В доме царила нарочито аристократическая, почти театральная атмосфера. Миссис Зейфель провела меня в салон. Белый ковер, лежавший там, выглядел так, словно на него не ступала нога человека. Пожилая дама расположилась на диване в крайне неестественной позе и указала мне на кресло.
— Садитесь, мистер Кросс, — сказала она. — Вы, кажется, говорили, что намереваетесь сохранить эту историю в тайне?
— Если это будет возможно.
— Как вас понимать?
— Если окажется, что вы или ваш сын. каким-то образом замешаны в преступлении, то моей обязанностью будет сообщить обо всех известных фактах ФБР.
— Замешаны в преступлении?! Какая нелепая мысль! Но самое нелепое — это невозможность похоронить свое собственное прошлое. Я до сегодняшнего дня расплачиваюсь за безумства своей молодости.
— Безумства?