Свидание в Брюгге

— Они входят в комплекс лечения. Это один из методов перевоспитания больных. Еще недавно больницы такого типа существовали не ради больных. Не для них, а против них. Чтобы защитить общество. Теперь больница пытается существовать ради самих больных. Больница как жизнедеятельный организм против больницы-тюрьмы.

Эгпарс все время забегал вперед, что не мешало ему вести оживленную беседу со своими спутниками.

— По правде говоря, я только тем и занимаюсь, что говорю. Слова — самое действенное лекарство из тех, которыми я располагаю.

— И рукопожатия, — добавил Оливье.

Ключ. Дверь. Скрежет железа. Еще сотни метров по застекленному коридору, и они уже в другом здании, очень похожем на предыдущие. Больных — несколько десятков. Они играли в карты, разговаривали, читали. Чаще слышалась фламандская речь, иногда — французская. Здесь, где больше было простого люда, мало кто говорил по-французски. Чужие слова сливались в непривычное, чуждо звучавшее для Робера жужжание, как будто оно исходило от полуреальных существ.

Кое-кто из больных лежал. Пятеро возились с яслями. Рядом валялись раскрашенные фигурки святых, — доморощенная скульптура, но догадаться, кого они изображали, было можно: вот дева Мария, а вот — Центурион, а вот — Пастухи, Цари. Они были больше, чем провансальские куклы, и раскрашены ярче. Ясли смастерили высокие, метра в полтора. Грот присыпали сверху порошком борной кислоты — снег на скалах. Двое молодых людей в пуловерах ломали на скалы гудронированный картон: из него собирались воздвигнуть соседнюю гору, а еще один больной вырезал из серебряной бумаги звезды.

Музыка играла чуть тише, но это было так же приторно.

Оливье комментировал:

— Это главный административный корпус, от него расходятся во все стороны пять лучей. Я имею в виду пять отделений, открытое не в счет. В первом держат тех, кто где-нибудь работает, вроде мажордома, Улыбы, потом еще садовники, столяр, трое поваров, им разрешено свободно расхаживать по всей территории. В четвертом — более или менее легкие больные: с неярко выраженной патологией, с навязчивостями, слабоумные и алкоголики… Самые заурядные, так сказать. Чистилище. Второе, которое носит имя Эскироля, великого французского ученого, предназначено для впавших в детство стариков и неизлечимо больных. В третьем — шизофреники. В пятом — буйные…

— Как в Змеином гнезде.

— И да и нет. У автора больные меняются местами, что очень эффектно, но не совсем точно. Во всяком случае, ни в Бельгии, ни во Франции, ни в Италии такого не бывало. Практически, когда у врача уже сложилось определенное представление о больном, он помещает своего пациента в соответствующее его состоянию отделение на все время лечения, и нужны слишком серьезные основания, чтобы перевести больного в другое отделение.

Робер бросил взгляд на ясли, над которыми один из больных сажал черные звезды; благодаря разноцветной бумаге в декорации были представлены все необходимые цвета. На стене уже красовалось несколько больших букв, желтых, зеленых и красных:

С      СТЛ      ОГО      ОЖДЕСТВА

Главврач и его спутники переходили от группы к группе. В первые минуты Робер увидел только колышущуюся человеческую массу. Теперь он мог различить лица. На него больные реагировали по-разному. Некоторые безоговорочно принимали его за «дохтора» и обращались к нему так же, как и к Оливье. В иных взглядах читалась озабоченность появлением нового человека, а иногда и явная враждебность. Эгпарс подхватил Робера под руку, — ведь он его гость, — и потащил его к высокому здоровяку с открытым лицом, живыми глазами, мужественной посадкой головы; надетый прямо на голое тело свитер открывал широкую, крепкую шею. Больной, явно эйфорического склада, пришел в восторг, оттого что смог пожать руку врачам. А руку Робера он стиснул обеими ручищами и трижды с чувством тряхнул ее.

— Как дела, Жан?

— Прекрасно, доктор. Все идет хорошо. — Доверчивый взгляд, добрая улыбка — открытое лицо рабочего парня, вся кожа в черных точечках, — должно быть, шахтер. — Все хорошо, доктор, — повторил Жан. Очень хорошо. Карта идет счастливая. Так что все в порядке, доктор. Мне повезло. Честное слово, доктор. — Жан ликовал от счастья. — Да, повезло.

Больные внимательно слушали его, кое-кто насмешливо улыбался.

Жан продолжал убеждать, особенно наседая почему-то на Робера:

— Повезло мне, доктор. Война как-никак. Видите, как все хорошо. Счастливая идет карта. Счастливая.