Далее, Генриху была вручена грамота, которую он и прочитал перед рейхстагом. Согласно этому документу король требовал от германских князей обращаться с ним как с бунтовщиком, если он вновь посмеет нарушить законы империи, проявив своеволие и непослушание. Вторым пунктом Генрих поручал папскому легату передать свою нижайшую просьбу Папе отлучить себя от Церкви без всякого предупреждения в случае нарушения принесённых в Чивидале клятв.
Таким образом, князья очистились перед Церковью и выступили в поход против Ломбардии, а несчастный король Германии не только не получил любимую девушку, но и был публично унижен.
— Мне так жалко германского короля, — произнесла в наступившей тишине Анна. — Почему Фридрих был так жесток с родным сыном? И что стало с прекрасной Агнесс? Генрих прискакал в Богемию и выкрал её из монастыря? Они жили долго и счастливо?
— Увы, моя милая, — трубадур покачал головой. — Впрочем, как истинный христианин, не могу назвать долю, доставшуюся Агнесс, несчастной, так как... — он помедлил. — Забегая вперёд, скажу, что, потеряв вторую супругу, Фридрих вспомнит об Агнесс и сделает ей предложение, но та откажет императору, предпочитая земному властителю властителя небесного. Слышал, что, получив категорический отказ, Фридрих произнёс: «Если бы она оставила меня ради простого смертного, я бы дал ей почувствовать силу моего гнева, но я не могу быть оскорблённым, если она мне предпочла Царя Небесного».
Агнесса же, так называл её влюблённый Генрих, в 1234 году основала в Праге женский монастырь клариссинок[100], в который вступила сама, и мужской францисканский монастырь. Все свои средства она отдала на строительство больницы в Праге и самолично ухаживала за больными, которые получали помощь совершенно бесплатно. Всё это время она переписывалась со святой Кларой Ассизской, одной из первых женщин, последовавших за святым Франциском.
— Но как Генрих мог жить с нелюбимой женой? — Анна выглядела подавленной.
— Должно быть, Фридриху понадобилось укрепить отношения с Австрией или... он предполагал, что Маргарита сумеет расположить его сына к себе. Но... к сожалению, я совсем не знал супругу короля Генриха и не могу ничего сообщить о ней. Генриха женили на ней, когда ему едва исполнилось тринадцать. У них с Маргаритой родилось двое сыновей, но пережил отца один только Фридрих — герцог Австрии и маркиз Штирии[101].
Но мы отошли от истории короля Генриха VII... Что же делает этот опозоренный на рейхстаге король? Он ведёт себя так, будто бы ничего не произошло, и напрочь забывает о клятвах, данных им в Чивидале. Очень странное поведение. Но в этом весь король Генрих. Когда он не мог победить противника, он предпочитал делать вид, что никаких врагов у него попросту нет.
Он самолично посадил на епископские должности в Вормсе, Шпейере, Вюрцбурге и Аугсбурге своих людей, после чего принялся ждать протестов и смуты, но всё оставалось на удивление тихо. Канцлер — епископ Регенсбургский — до поры до времени не только хранил молчание, но и уговорил архиепископа Майнцского, епископов Бамберга, Хильдесхайма и Оснабрюка не писать пока о случившемся в Рим.
Генрих посидел так ещё какое-то время, прикидывая, а не последует ли за его малым ослушанием очередная выволочка от родителя, после чего напал на владения друга своего отца маркграфа Германа V Баденского, а позже на графов фон Гогенлое, которых ненавидел.
Меж тем в Германии появилось огромное количество различных религиозных сект. Папа кинул силы на борьбу с еретиками, возглавил которую Конрад из Марбурга[102], тот самый, который был исповедником святой Елизаветы. С ним ехали его помощники Конрад Доре и монах Иоганнес. Народ терпеть не мог эту «адскую троицу», и было за что. Войдя в город или селение, эти бравые ревнители веры обычно провозглашали: «Мы готовы сжечь сотню невинных, если среди них есть хотя бы один виновный».
Тут же сыскался и первый еретик — граф Генрих фон Сайну. На счастье последнего, на суде председательствовал король, а адский Конрад Марбургский выступал в роли обвинителя. Обычно он предпочитал быть и обвинителем и судьёй в одном лице. Считалось, что это экономит деньги города, в котором проходил суд, но на самом деле Конрад просто не терпел, когда с ним спорили и не соглашались.
В тот день Конрад был, что называется, в ударе, приговорив еретика к сожжению. Но в последний момент бледный и взволнованный Генрих поднялся со своего судейского места, протянув дрожащей рукой записку, которую тут же прочёл герольд, оглашая волю монарха: «Мой господин король желает отложить рассмотрение дела. Граф Сайн уходит отсюда добрым католиком, ни в чём не уличённым». Связанный по рукам и ногам церковными законами, Генрих не мог полностью отменить приговор Конрада, но, отложив слушание дела, предоставил доброму графу возможность покинуть город, едва только на Германию легла ночная мгла.