Святы и прокляты

— О чём? — Фогельвейде задумался. — Ну, возможно, когда император захватывал очередную пограничную крепость, пели...

— Вот и начал бы с того, зачем императору понадобилось осаждать крепости в собственной империи! Выходит, что уже тогда всё не слава богу было?! А у тебя получается, будто бы на дороге цезарей откупная составила несколько бочонков вина, кругляш сыра да мешок калачиков в виде буквы «Ф»? Ага. С возрастом не умнеешь... Тебе тогда Фридрих что сказал? Мол, пой только о хорошем? Вот ты до сих пор и поёшь... Э! Надоело... А ты что смотришь? — стукнул он кулаком по столу, да так, что Константин подпрыгнул от неожиданности. — Думаешь, новые тряпки напялил, так теперь и отрабатывать их не надо?

Обрыдло! Всё обрыдло в этом замке! Но если уж вспоминать, то правду. Так что, сиди и пиши, что я тебе сам скажу, потом вставишь куда надо.

Так вот, в общем, пока в Рим ехали, до самого Монте-Марио под крышей не ночевали. Шатры походные ставили для дам и служанок, для короля, для попов, что вечно за Фридрихом толпами ходили. Остальные же у каждого шатра по три, а то и по четыре костра жгли — а всё одно, впервые я тогда такие чернущие ночи видел, и чуть ли не каждую ночь в лагерь дурни местные лазили — с ножичками, заточенными так, что о них бриться можно было. Им что — они у себя дома, каждая травинка укроет, каждый камушек спрячет. Мы же пришлые...

Так я, собственно, о чём, — он задумался, поднялся и прошёлся по залу, для чего-то рассматривая гобелены. — Есть у меня такое чувство, что, почитай, с самой смерти папеньки Фридриха — императора Генриха VI — вассалы его, особливо в северных пограничных областях, жили так, словно никого над ними нет. Им и Рим не помеха и Констанция! Кака-така Констанция? Подтирались они своими королями! А тут, откуда ни возьмись, припёрся Фридрих, и не просто так, а талдычет, кто тут им хозяин, какие его законные права и где их сраное место. Они — в обидки и на дыбы: «Не хотим такого императора! В гробу такого видали!»

Пришлось поучить малость. Захватили несколько пограничных крепостей для острастки. Самых несговорчивых повесили. Остальные сразу и научились правильно кланяться. Так что, несколько блистательно проведённых осад — и в декабре 1220 года наш король в Капуа торжественно объявил о восстановлении всеобщего мира. Мир же простой человек любит! Ну, если, конечно, он не солдат. Пока сеньоры про меж себя ругаются, простому люду за всё расплачиваться приходится.

Кроме того, начал Фридрих суды реформировать. Но в этом я уже мало чего понимаю.

— Большое спасибо! — Фогельвейде сокрушённо вздохнул, — Если бы не ваше замечание, я, пожалуй, забыл бы рассказать о так называемых «Ассизах из Капуа». Я университетов не заканчивал, поэтому скажу просто: весь суд теперь был в руках имперских юристов — людей образованных и знающих. Теперь каждый сеньор уже не имел права судить по своему произволу, так как обязан был соблюдать указ. Над юристами стояли судьи Большого двора.

Далее Фридрих вернул себе самовольно захваченные местными господами императорские территории. Он строил школы и университеты, расширял рынки, возводил новые казармы, но наотрез отказывался создавать новые церкви и монастыри, резонно считая, что их и без того немало.

Два года Фридрих и верные ему бароны сражались с не желавшими принимать новые правила игры. Но когда последний враг подчинился, император устроил не менее серьёзную чистку в рядах своих сподвижников, успевших нахапать чужое.

Недовольные ябедничали в Рим. Гонорий пребывал в смешанных чувствах. С одной стороны, сильный император — это шанс, что заявленный крестовый поход пройдёт как нельзя лучше. С другой — неугомонный Фридрих уже переколошматил половину своей страны, вот-вот разберётся с последним нерадивым данником и двинется отстаивать свои права перед церковниками.

В 1222 году Фридрих решительно взялся за островную часть Сицилии... Об этом, я полагаю, всё же лучше, если расскажете вы, — он покосился на оруженосца.

Тот досадливо отмахнулся, разрешая продолжать.

— Фридрих разбил там чинивших беспорядки сарацин, первым делом уничтожив всех командиров. А когда оставшиеся бесхозными воины и мирные жители чуть не устроили восстание, он предложил им защиту и покровительство, после чего посадил всех на корабли, да отправил в город Люцеру на севере Апулии. Так 15 000 арабов из злейших врагов Фридриха превратились в его преданных вассалов... Я правильно излагаю?