Святы и прокляты

— В Гобеленовом зале. Эти ваши летописцы, когда им сказали, что сеньор явится к ним сразу же после дневной трапезы, совсем очумели. Решили, должно быть, что их станут проверять, так что быстро покидали что-то в рот, и ну работать. Даже спать отказались, хотя этот однорукий пропойца, я думал, без послеобеденного отдыха и дня не протянет.

— Пусть работают, — усмехнулся Рудольфио.

Анна мужественно вынесла расчёсывание волос. Впрочем, зачем их понадобилось чесать? Всё равно, заплели в косы, украсив сверху тонкой белой вуалькой, которая держалась исключительно благодаря золотому обручу.

Она сделала несколько шагов по комнате, поддерживаемая с двух сторон служанками, при этом её личико приобрело уже не белый, а какой-то серый оттенок.

— Выдержит? — кивнув в сторону Анны, с деланой небрежностью осведомился Рудольфио.

— Молитесь. Ей бы теперь отлежаться, однако наш сеньор... — доктор плеснул в чашку с порошками воды, перемешал, поскрёб дно серебряной ложкой и, по всей видимости, остался доволен работой.

Понимая, что здесь ему делать нечего, Рудольфио направился в Гобеленовый зал, куда одновременно с ним несколько пажей, одетых в праздничные одежды, внесли жаровню и высокий трёхногий табурет — судя по всему, весьма тяжёлый. Миловидная служанка в холщовом платье с вышивками и с расшитой бисером повязкой на голове пробежала мимо, неся на вытянутых руках чёрную лаковую шкатулку. Всё это богатство тащили в зал и расставляли в центральной его части, где в это время трое летописцев пытались делать свою работу явно на показуху.

— ...Что тут ещё говорить? — потирая выбритый подбородок и поставив одну ногу на стул перед собой, вещал трубадур. — В Аахене король вступил в молельное общество «серых монахов» — цистерцианцев, а также встретился с представителями ордена немецких рыцарей, обещая им всяческую поддержку.

Вильгельм Францизиус надеялся на то, что цистерцианцы окажут неоценимую помощь в Апулии, так как среди серых братьев были невероятно талантливые архитекторы. Кроме того, монахи разработали какие-то особенные способы земледелия, заставляя плодородить даже самую скудную почву, и в течение многих лет выращивали на продажу скот. После нескольких встреч удалось добиться, что орден согласился отпустить вместе с Фридрихом монахов, которые должны были превратить Апулию в процветающий рай.

Не хуже обстояло дело и с орденом немецких рыцарей, во всяком случае, их глава Герман фон Зальца[72], имевший связи в Риме, обещал всяческую помощь в налаживании взаимопонимания с римской курией, соглашаясь выступить как доверенное лицо императора...

— Ты куда прёшь? Неужто не видишь, что люди делом заняты? — оборвал трубадур свой увлекательный рассказ, заметив, что зазевавшейся паж ставит чашу с водой на их каменный стол. — Я постепенно подвожу к тому времени, когда мы с вами, почтеннейший Вольфганг Франц, впервые встретились лично. До этого я только слышал о вашей дружбе с нашим королём, и о тех славных подвигах, что вы совершили. — Последняя фраза явно была рассчитана на хорошеньких служанок, помогающих пажам расставлять вазы с цветами.

— Это время наступит только через несколько лет, — помрачнел оруженосец, наблюдая за приготовлением к ритуалу. — Собственно, все знали, что крестовый поход начнётся не раньше 1 июля 1217 года. Из этого не делали тайны, даже наоборот. Я слышал, во всех городах у церквей и на городских площадях были установлены специальные кружки для сбора средств на крестовый поход, да вы и сами рассказывали о них, вспоминая песенки своего знаменитого отца, — оруженосец ответил на лесть лестью. — О походе говорили странствующие певцы и монахи-паломники.

* * *

Я же вот уже несколько лет томился в неволе, молясь, чтобы мой золотоволосый король разбил сковывающие эти руки и ноги цепи. Это так печально, когда ждёшь, ждёшь, а сильные мира сего делают всё что угодно, но никогда то, что тебе по-настоящему необходимо.

Фридрих попросту не успел к этой дате, так как свалившаяся на него Германия требовала нешуточного догляда. Прежде чем уехать, ему следовало не только закрепить наследственные права за сыном, но и посадить на все ответственные посты в государстве своих людей. Иначе, повернувшись спиной к Германии, он уже никогда бы не увидел ни земли своих отцов, ни супруги, ни маленького Генри. Если мне не изменяет память, а об этом я слышал от друга Фридриха, Берарда, реально поход начался только в 1218 году. И возглавил его отнюдь не наш возлюбленный монарх. Поход вёл какой-то папский легат — вылетело его имя... Оставь место, может, после вспомню.

Собственно, меня спасло то, что пришедший на смену Иннокентию Папа Гонорий не требовал, чтобы народ в который уже раз штурмовал зачарованный Иерусалим, дабы захватить Гроб Господень. Он неожиданно погнал войска в Египет, вдруг решив, что побить супостата следует на его родине. Что только захват родных земель султана, его семьи, гарема, всего, что он по-настоящему любит и чем дорожит, поможет в дальнейшем заполучить Иерусалим. Должно быть, в то время эта идея казалась не лишённой смысла.