Святы и прокляты

На следующий день все свидетели наваждения проснулись в своих постелях.

— Ох и сильно же я перебрал вчера за ужином! — сокрушался оруженосец.

Трубадур был непривычно молчалив. Одна только Анна болтала без умолку о красоте папского облачения, и как понравился ей приснившийся ночью собор и огромный зал с дивными гобеленами. Понимая, что все они в эту ночь видели во сне одно и то же, взрослые подавленно молчали, а Константин едва не помер, обнаружив на столе исписанные своим почерком листки.

— Этот замок носит имя «Грех», и все мы грешим, даже просто находясь здесь, — объяснил происходящее Рудольфио, пришедший забрать очередную порцию записок.

— Доложите, пожалуйста, сеньору, — зачесав пальцами всклокоченные со сна светлые с обильной проседью волосы и горделиво выпрямив спину, Вольфганг Франц выступил перед Рудольфио, точно произносящий вызов рыцарь, — что мы не желаем больше быть свидетелями дьявольских наваждений и…

— И что? Покидаем этот негостеприимный замок? — рассмеялся Рудольфио. — Хотел бы я знать, как у вас это получится?

В результате всё утро летописцы проговорили, так и не сев за работу. В положенный час приставленный к ним смотритель-монах обнаружил пустые листы, на основании чего, запретил слугам нести им завтрак. Кроме того, он пригрозил лишить лентяев обеда и ужина, если те не возьмутся за дело и не продолжат порученный им труд. После этого мнения, следует ли продолжать работу, губя свои бессмертные души или лучше выждать удобного случая и напасть на охрану, разделились.

Глава 8 Соколиный король

— Кто изображён на этом гобелене? — точно заворожённая Анна впилась глазами в красивую даму в красно-золотых одеждах с тёмным соколом на толстой, подбитой мехом перчатке.

— Кабы знал я такую красавицу… — мечтательно протянул оруженосец.

Девочка снова была в своей одежде, которая не шла ни в какое сравнение с нарядами изображённых на картинах дам. Она с сожалением посмотрела на обтрёпанный подол своего платья, но неожиданно показала рукой на птицу.

— А! Это чеглока — любимый сокол королевы Элеоноры Английской, матери короля Ричарда Львиное Сердце, — с готовностью пояснил Вольфганг Франц. — Видите, какой он крохотный, хотя для дамских ручек и такой малыш сущая тяжесть. Рыцари предпочитают крупных соколов: сапсан, кречет, балобан весят, как грудной младенец или курица. А держать их следует вот как эта дама, на слегка отведённой и согнутой в локте руке, на специальной перчатке или рукавице. Уверен, будь у нас тут некрупный сокол, такой как чеглока или дербник, уж вы бы тогда показали всем, как следует охотиться благородным людям!

Услышав похвалу, девочка зарделась, и это приободрило Вольфганга.

— Во время состязаний особенно ценятся те соколы, которые ловят добычу в воздухе, нападая на жертву стремительным броском, «ставкой».

— Ставкой, — повторила Анна, радуясь, что на неё наконец обратили внимание.

— Вот именно! — повеселел старый оруженосец. — Сапсан, кречет, балобан сначала догоняют свою жертву, а потом идут резко вверх, — он поднял свою руку над головой девочки, — складывают крылья, вытягивают лапы и падают резко вниз на добычу!

Анна взвизгнула, когда Вольфганг Франц схватил её за шиворот. Попыталась вырваться, но тот вдруг оторвал её от пола и, подхватив другой рукой за талию, закружил по залу, пока оба они не шлёпнулись на мозаичный пол, весело хохоча.

— Если «ставка» удалась, сокол настигает жертву, не давая ей коснуться земли. Такие соколы называются благородными. Но самый благородный из всех соколов, — оруженосец поднялся и, подав руку, помог девочке встать, а затем повёл её к другому гобелену, — носит имя кречет. Вот он — белый, точно снег. Лучший из лучших, подлинный король соколов! Когда кречет живёт на природе, то любой птице позволительно вить гнёзда и выращивать птенцов подле Его Птичьего Величества, потому что тот при случае и защитит, даст отпор даже лисе или кунице!

Фридрих с детства мечтал о белом кречете. Да что там мечтал! Бредил! Когда ему эта птица являлась во снах, целый день проходил очень хорошо. Но вот купить белого кречета король не мог, хотя много раз просил своих наставников и сенешаля послать гонца во Фландрию, где выращивали самых сильных и красивых особей.

Фридрих пересказывал мне написанную одним арабом книгу о пользе птиц. Не знаю, сам ли он читал её, или кто-то поведал юному королю её содержание, но Фридрих мечтал когда-нибудь устроить соколиную охоту на уток при свете полной луны, как это делали в землях неверных.

Когда же ему действительно подарили первого сокола, в мире трудно было бы отыскать более счастливого мальчика! Крохотного дербника Фридрих расхваливал так, словно на его руке сидела сама оперённая удача!

Поначалу, когда приехавший в Апулию канцлер Вальтер фон Пальяра извлёк из специальной походной клетки свой подарок и торжественно посадил птицу на руку тринадцатилетнему королю, Фридрих очумел так, что даже не поблагодарил Его милость, о чём не раз сожалел позже и каялся.