Святослав Загорский. Закон Севера

Брали нечестных купцов скоро. Шуму подняли, гаму. Орали дети, бабы, кудахтали куры, а зеваки радовались, как власть расправляется с богатыми да зажиточными, припоминая вслух обиды, суля арестованным скорую смерть да плюя им в ноги.

– Наконец-то бог услышал мои молитвы! – кричала какая-то баба из толпы. – Сдохнешь, проклятущий! На кол его! На кол!

Из богатого дома двое здоровенных вояк выволокли в одной ночной рубахе купца. Спросонья мужик мало соображал, что делается вокруг.

– А ну пусти! – вырывался торгаш, но то ли вояки совсем страх потеряли, то ли это вовсе дурной сон, от которого хотелось поскорее проснуться, мужик все никак не разумел. – По какому праву?

– Ты Тихон Золотоухий? – строго спросил Трофим, поглядывая в приказную грамоту.

– Ну да, я, – согласился купец. Его поставили перед военным на колени.

– Я новый воевода Пересеченский, – представился Трофим, – по приказу князя Загорского велено арестовать тебя да казнить за то, что своих соотечественников супротив закону продавал в полон врагам!

Толпа ахнула, и сплетня за сплетней пронеслась в задние ряды зевак, а там по улицам и самым дальним закоулкам.

Золотоухий, когда до него дошёл смысл сказанного, странно взвизгнул и кинулся в ноги воеводе.

– Пощади, батюшка! Не виноват я! Все воевода Чермный! По его наказу! – Из дома выскочила жена, наблюдавшая за суетой из окошка, да бросилась Трофиму в ноги, целуя его сапоги. Золотистые волосы богатой косы расплелись и усыпали грязный двор, затоптанный многим народом.

– Пощади! – плакала женщина. – Кормильца моего пощади! Не забирайте!

– Так тебе и надо, ведьма! – Добрая толпа тоже не унималась, приходилось сдерживать большим количеством военных.

– Разберемся! – Трофим не обещал, он хотел поскорее прекратить разыгрывающееся представление и покинуть толпу зевак. Арестовали первого, четверо впереди, а любопытные уже затрудняли неимоверно ему задачу. – А ну по домам!

Да только кто бы его послушал, отошли, конечно, дали пройти, а потом увязались вослед, так как купцов то в Пересеченске много, и всем не терпелось узнать, кого покарают следующим.

Возле очередного двора к Трофиму подлетел запыхавшийся Иван.

– Дрыга-старший пропал! Прирезал ножом соглядатая да бежал! – Бледное лицо, нахмуренные рыжие брови да глаза виновато в пол.

Трофим смачно сплюнул.

– Погоню выслать! Сказано было всех положить! – Трофим уже раздумывал, что ему сказать в оправдание, да сам понимал: его нет. – Э-эх, что же ты? – Воевода досадливо отвернулся от служивого.

– Позвольте, я верну его! – встрепенулся парень. – Живым али мёртвым, но приведу этого ирода! Дайте одному в поход! Пока далече не ушёл.

Воевода Пересеченский разрешил, знал, что приведёт его Курлыга, потому как солдат за будущее своё боролся, а таких не остановить, таким и черт, и бог едино помогают.

Глава тридцать шестая

– Я, – хрипел Курлыга, захлёбываясь собственной кровью, что, казалось, хлестала со всех ран одновременно, и непонятно было, из какой выталкивало сильное сердце её больше. – Я его… Дрыга, он больше не… Точно мёртв… – Благостная улыбка расплылась по лицу Ивана за секунду до того, как сознание снова покинуло парня.

Дрыга-старший, как оказалось, сбежал не один, а с небольшим отрядом лихих ребят, что стояли вниз по реке от Пересеченска. Тот отряд Иван положил разом. Удивлялись солдаты, которые обнаружили его израненным подле разбитого судёнышка, на котором и сплавляли купцы невольников. И хорошо, сообразил Трофим, когда Иван во время, обозначенное не вернулся, приказал идти солдатам по его следу, хоть к кому времени мало надеялся свидеть слугу живым.

Удивлялись служивые, что молодой боец жив остался, так много ран на нем было. Дотащили кое-как живого до Пересеченска. Новый воевода пытался успокоить Ивана, когда тот в полузабытьё от горячки срывался со стола в давно закончившуюся погоню. Алена, что уже битый час обрабатывала раны мужчине, диву давалась такой упертости. Много крови мужчина потерял, но крепок духом, старается выполнить наказ воеводы.

Парень бредил и в сознание не приходил. Лекарка отчаянно боролась за него, хоть и понимала: вероятия выжить у солдата не много. Алена не сдавалась, даже когда от боли отнялась спина, ноги болели нестерпимо, а рук, казалось, она совершенно не чувствует. Запрещала останавливаться. Боролась. Не час и не два, а долго и мучительно, всю ночь, даже когда раны зашила и оставалось только ждать, сидела возле, держала за руку. Гладила по голове. Успокаивала.

Молодой, красивый, сильный. Алена упрямо верила: такой, как этот, должен жить! Ему и жену, и деток и счастливую жизнь судьбинушка задолжала. Ведь битый битого издалека приметит, а по всему Иванову виду было понятно, что и он натерпелся.