Священник Глеб Якунин. Нелегкий путь правдоискателя

Когда письмо было готово, они принесли его владыке Эстонскому и Таллинскому Алексию (Ридигеру), который был в то время управделами. По их свидетельству, глаза его потеплели, когда он принимал документ. Почему-то им казалось, что письмо произведет благоприятное впечатление, хотя и подозревали, что будут репрессии. Отец Александр считал этот шаг роковым: «Я думал, что их запретят немедленно по прочтении документа. В день подачи я встретил Карелина, и он сказал мне торжественно: «Началось!» Я был мрачен и ответил, что очень жалко – такие два человека выпадают из наших рядов. На что он сказал, как Кайафа: «Что стоят два человека в сравнении с великим делом!» Письмо было подано в официальном порядке. Второе, но уже заявление – более удачное, на мой взгляд, – было отправлено правительству. Какое это произвело впечатление в высших церковных кругах, сказать не могу. Старенький патриарх реагировал противоречиво. Сначала он сказал: «Вот, все-таки нашлись порядочные люди!» А один видный церковный деятель, в то время находившийся в заграничной командировке, прочтя письмо двух священников, сказал: «Ну теперь стоит жить!» С другой стороны, патриарх сказал: «Они хотят поссорить меня с властями». Однако, он даже не поинтересовался ими. Не захотел познакомиться»⁶. Осенью 1965 года письмо, подписанное двумя священниками, было отослано патриарху Алексию (Симанскому) и председателю правительства СССР Н. Подгорному. Мгновенно оно разошлось в машинописных списках, попало за границу. Обширные отрывки из письма зачитывались радиостанциями, вещавшими на СССР: «Би-Би-Си», «Голосом Америки» и «Свободой».

Священник Сергий Желудков

Оба священника продолжали служить на своих приходах. А документ читался где-то в верхах, печатался за границей, передавался по «Би-Би-Си», и так прошло три месяца. Вскоре после подачи письма Карелин вместе с отцами явился к Анатолию Васильевичу Ведерникову домой с этим письмом. Они с упоением читали его вслух друзьям. Не будучи людьми, привыкшими к собственной письменной продукции, они были довольны не самим фактом, а формой. Отец Александр с юмором вспоминал: «Надеюсь, меня простят за некоторую комичность изображения – назревала трагедия, но комичность заключалась в том, что они читали вслух – а там семьдесят страниц на машинке! Я, для упражнения в терпении, присутствовал и слушал это чтение, и вскоре знал письмо наизусть. Самая забавная история приключилась, когда мы с отцом Сергием Желудковым пришли к отцу Николаю Эшлиману, и он стал опять зачитывать вслух весь текст, как будто Желудков неграмотный. А тот сидел и не слушал его. Впоследствии он мне признался – в это время решал другую задачу: подписывать или не подписывать. Он вообразил, что ему предложат этот документ подписать. И так пропустил все мимо ушей, находясь во внутреннем борении под удавьим взглядом сенбернара отца Николая, который там сидел.

Священники Александр Мень и Сергий Желудков

Потом устроили чтение у Анатолия Васильевича. Полагаю, что Анатолий Васильевич был несколько оскорблен, что ему вслух читают документ такой длинноты. К концу чтения я почувствовал, что все накалились до предела. Я предчувствовал, что сейчас произойдет взрыв. Но было поздно, надо было ехать за город домой, я сказал всем: «Арриведерчи» – и уехал. Позже мне рассказывали – когда окончилось чтение, позеленевшие слушатели вскочили, и началось побоище. Карелину говорили: «Что вы тут написали, гордыня!» – а он кричал: «Федор Студит тоже так говорил!» Произошло бурное препирательство – малоизящное и совершенно бессмысленное»⁷.