Свежо предание

Показалось ему или нет, что крышка одного из шкафов как-то странно сдвинута? Несимметрично. Раньше как будто этого не было. Так и есть перекошена, и между нею и телом шкафа зазор шириной в добрый палец... А может, так и было? Живешь с вещами, а не знаешь их в лицо...

Он влез на стул и обеими руками приподнял крышку. Темно, пусто, пахнет пылью.

Дверь щелкнула - кто-то вошел. Ну вот, застали... Нет, это Костя. Вошел румяный, с мороза. Счастливый!

- Ты что делаешь? Зачем туда взгромоздился? Юра слез, отряхивая пыльные руки.

- Ничего, я так... осматривал.

- Зачем?

- Ну, проверял проводку.

- В шкафу?

- Отстань от меня, ради бога.

- Да что с тобой? Честное слово, мне иногда кажется, что ты не совсем нормален.

- Может быть, ты и прав.

- Юра, я пошутил. Сам не понимаю, как я мог такое сказать. Ну, прости меня! Юра? Юра же!

- Работать так работать. Ты ужасно иногда глуп.

- Кстати, - спросил Юра, потягиваясь, когда, написав два параграфа, они собрались домой, - как тебе нравится вся эта свистопляска?

- Какая?

- А ты что, газет не читаешь?

- Давно не читал. А что?

- Сколько времени все кругом гудит: космополиты, космополиты... А этот младенец, уронив соску, спрашивает: а что?

- Да, я что-то читал, но, признаться, не очень внимательно.

- Скобочки заметил?

- Какие скобочки?

- Ты туп. - Юра взял со стола газету. - Найду и ткну тебя носом. Смотри.

"...Проходимец Мельников (Мельман)..." "Безродный космополит Яковлев (Хольцман)..."

- Усвоил?

- Ты думаешь... - Костя побледнел. - Не может быть!

- Типичная позиция идиота. Отрицать очевидное.

* * *

Не может быть!

Он сидел в библиотеке над подшивками газет. Милая беленькая девушка хозяйка абонемента - уже несколько раз проходила мимо. Читателю дурно? Может, воды ему дать? Нет, неудобно, пальцем в небо попадешь. А читатель все сидел и листал ломкие шуршащие листы. В сущности, он уже это читал - но не понял. О, идиот!

Белинский! Знал бы он, бедный Белинский, во что превратят его имя благодарные потомки. Имя-плеть.

"...С небывалой силой звучат в наши дни слова Белинского:

"Признаюсь, жалки и неприятны мне спокойные скептики, абстрактные человеки, беспачпортные бродяги в человечестве... Космополит есть какое-то ложное, бессмысленное, страшное и непонятное явление, какой-то бледный, туманный призрак, недостойный называться священным именем человека"..."

И вот - бредут по страницам бледные, туманные призраки, потерявшие имя человека. Борщаговский, Гурвич, Вайсфельд, Хольцман, Житомирский, Мазель, Герцович, Гальперин, Кац, Шнеерсон и прочие, и прочие...

Витиеватая, цветистая ругань.

"...Известный космополит Борщаговский выступил с блудливым докладом..."

"... Модель доходил до чудовищного утверждения, будто эстетствующий космополит, выродок в искусстве Мейерхольд является крупным деятелем советского театра..."

"...Отщепенец Березарк, известный отрицательным отношением к пьесе Ромашова "Великая сила"..."

- Читальня закрывается, - сказала беленькая девушка, - завтра приходите.

Нет, с него довольно! Все понял. Домой, только домой!

* * *

- Надюша, родная.

- Костя, что с тобой?

- Дай тебя обнять.

Он нагнулся, обнял ее и отчаянно поцеловал. Милая! Как она трогательно становилась теперь боком, чтобы он не чувствовал ее живот. Глупая! Он опустился на колени, обнял их, а к животу прижался лицом.

- Костя, дорогой, с тобой что-то случилось, плохое.

- Я просто сидел в библиотеке и читал газеты.

- А, понимаю. Ну, встань. Сядем поговорим. Они сели. Костя укусил кулак.

- А я-то, слепец, идиот, ничего не понимал!

- Нет, я понимала.

- Как же можно жить тогда? Ты мне скажи, Надюша, как можно жить?

- Костя, милый мой. На свете бывает разное. И страшное тоже бывает. Разве мы с тобой не видели самого страшного? И смотри - мы живы, мы вместе. И он - с нами. Родится - маленький, смешной... Начнет говорить, ходить... А когда-нибудь про наше время скажут: свежо предание...

- Ого, Надюша, оказывается, ты умеешь произносить длинные речи!

- А как же. Иди сюда, милый.

* * *

Удивительное существо Надюша! С кем только она не дружит. Например, с Мишей, водопроводчиком.

Тот уже несколько лет - с самой войны - работает при домоуправлении: грязный малый лет сорока, почти всегда пьян, перед каждым праздником ходит по квартирам выпрашивать на пол-литра. Много лет знает его Костя, а никогда к нему не присматривался, даже когда, конфузясь, давал ему на чай. А теперь Миша сидит за столом, пьет чай и откровенничает:

- Надежда Алексеевна. Жизнь моя - сплошной казус и круговорот. Круговорот и казус...

Надюша слушает, и в самом деле ей интересно. А однажды Костя пришел домой и застал там Юрину жену.Леониллу Илларионовну. Она сидела не на стуле, а как бы при стуле, похожая на сову: настороже, выпрямившись, широко открыв круглые глаза. Гражданская одежда ее не красила: черное платье, несвежий воротничок, на коленях пепел. Увидев Костю, она заторопилась.

- Господь с вами, будьте здоровы, - клюнула Надюшу в лоб и ушла.

- Зачем она приходила? - спросил Костя.

- Просто так. Ты не думай, она хорошая.

- Возможно. Только зачем она так вертит шеей?

- Наблюдает. Она внимательная.

* * *