Свежо предание

Несколько дней спустя Косте самому пришлось признать: она хорошая.

Дело было ночью. Надюша его разбудила:

- Костя, вставай. Ольга Федоровна отравилась.

- Чем?

- Не знаю. Иван Филимонович постучал, говорит: отравилась. Идем туда.

В комнате был беспорядок, на кровати, вся лиловая, лежала Ольга Федоровна, изо рта у нее пузырилась серая пена. Иван Филимонович, помятый и растерянный, в плохо застегнутых брюках, суетился у кровати, переставляя с места на место маленькие ноги в голубых носках. На тумбочке, на столе, на кровати - всюду валялись пустые пузырьки с красными этикетками: "наружное".

- Что она выпила? - спросил Костя.

- Не знаю, - сказал, ломая руки, Иван Филимонович. - Вероятно, все, что в доме было наружного. Я ей физически не изменял.

Ольга Федоровна сипела, закатив глаза.

- "Неотложную" вызвали?

- Да. Сказали: машины в разгоне. Ждите.

- Костя, я позвоню Лиле.

- Звони, только скорее. Нет, лучше я сам. ...Длинные гудки. Никто не подходит. Неужели спят, не слышат? Нет. Подошла сама Лиля.

- Леонилла Илларионовна, это Левин. Да, Костя Левин. Простите, ради бога, что беспокою вас в такое время. Наша соседка отравилась. "Неотложная" не едет.

- Чем? - спросил деловой, металлический голос.

- Неясно. Что-то наружное. Много.

- Буду сейчас.

Костя вернулся. Ольга Федоровна лежала и сипела. Иван Федорович повторил:

- Я ей физически не изменял.

Виолетта, неизвестно откуда взявшаяся, подошла и ударила его ногой. Иван Филимонович обеими руками схватился за лысину, застонал и сел на пол.

Звонок. Неужели Лиля? Не может быть, слишком скоро. Так и есть: она.

Костя с трудом ее узнал. Суженный точный взгляд, прямая, гордая шея. Королева! Она подошла к кровати, перебрала пузырьки, понюхала каждый...

- Все вон, кроме Нади. Надя, воды. Буду делать промывание желудка.

Костя и Иван Филимоноаич вышли. Виолетта сопротивлялась, хныкала.

- Девочка, я сказала: уйди.

- Идемте к нам, - предложил Костя.

Виолетта вся тряслась. Костя уложил ее в свою постель, закутал. Она заснула почти мгновенно.

Иван Филимонович застенчиво сидел на кончике стула, подобрав голубые ножки.

- Я ей физически...

- Знаю.

За стеной что-то происходило. Лилась вода, слышны были стоны, шаги. Кто-то входил, выходил на кухню, снова входил. Иван Филимонович заплакал.

- Какая женщина! Я любил ее, честное слово. Что мне было делать? Я полюбил другую... Как честный человек...

- Молчите, - сказал Костя.

Снова звонок. На этот раз "неотложная". Костя отворил. Пухлая дамочка в белом халате долго возилась в передней. Потом стала мыть руки. Костя с полотенцем ей прислуживал.

- Где больная? Костя постучал в дверь.

- Кто там? - спросила Леонилла Илларионовна.

- "Неотложная".

- Уже не нужно. Впрочем, войдите. Есть адреналин? Дайте. Ну, что вы там копаетесь? Давайте аптечку, я сама. Есть адреналин!

Дверь закрылась.

Костя вошел к себе. Иван Филимонович, по-заячьи вздрагивая, сидел на своем краешке, стараясь занимать поменьше места.

- Что там? - спросил он, подняв молящие глаза.

- Не знаю. Вводят адреналин.

- Значит, есть надежда?

- Наверно, есть.

- Константин Исаакович, выслушайте меня. Я...

- Молчите.

Они сидели, каждый на своем стуле, долго-долго. Часы пробили два, половину третьего, три... В половине четвертого в комнату вошла прекрасная женщина.

- Все. Будет жить.

* * *

- Юра, знаешь, меня поразила Лиля...

Юра отвернулся.

- Ты меня словно орденом награждаешь. Новость сказал.

Но все-таки он был рад. Улыбка так и ползла на его губы. Он ее стряхивал, а она все ползла - умильная, глупая, такая не Юрина улыбка.

* * *

А статью они кончили. Писали-писали, все казалось, что ей конца нет, и вот - кончили. Отдали на машинку - и все.

- Что же теперь мы будем делать? - спросил Костя.

- Не знаю. Пантелеевна себя изжила. Не могу больше смотреть на ее одноглазое рыло.

- Я тоже.

- Придумаем что-нибудь другое. Чем бы дитя ни тешилось...

- Я уже придумал. Слушай, Юра...

- Помолчи. До завтра я не хочу говорить о работе.

- О чем же нам еще говорить? Ведь за душой у нас ничего, кроме работы. Нищие духом.

- Редкий случай, когда я с тобой вполне согласен. - Юра вынул гривенник, положил на стол и обвел карандашом. - Вот наш кругозор.

- Если у тебя такой, то у меня...

Костя долго искал копейку, нашел и тоже обвел. Два кружка на зеленой бумаге. Два кругозора.

- А помнишь, - спросил Костя, - как мы с тобой ходили в Публичную за кругозором?

- Да, братец, с тех пор мы стали кандидатами наук. Это сильно сужает поле зрения. Закопались в свою науку, как кроты. Прельстились простыми закономерностями.

- Ну, не слишком-то простыми...

- Ха! Самая сложная из наших задач на порядок проще самой простой задачи из жизни общества. Там ничего еще не сделано.

- Есть же общественные науки?

- Практически нет. Есть шаманские заклинания.

- А "Капитал"?

- Ну, Маркс создал нечто вроде науки, для своего времени, своих условий. Его беда, что он не знал математики. Некоторые его законы так и просятся на язык дифференциальных уравнений...

- Да, я тоже об этом думал.